Шеннон Чакраборти - Латунный город [litres]

Он зашипел. Металл жег сильнее, чем предполагал Али. Но он был чистокровным джинном: понадобится что-то посильнее жидкой бронзы, чтобы причинить ему вред.

Юный шафит застрял в положении на четвереньках, вперившись взглядом в горячий металл. Он не заметит удара. Али поднял зульфикар, нацелившись в сердце обреченному юноше.

Но он опоздал. Колени юноши подкосились, и волна жидкого металла плеснула ему на спину, мгновенно затвердев. Лезвие Али беспомощно стукнулось о бронзу. Закричав громче прежнего, мальчишка задергался и стал вырываться в тщетной попытке понять, что происходит у него за спиной. Леденея от ужаса, Али занес зульфикар.

Шея мальчишки пока была не тронута металлом.

Он не стал долго раздумывать. Он снова опустил зульфикар, оружие, вспыхнув, ожило, и огненное лезвие рассекло шею мальчишки с легкостью, от которой у Али все перевернулось внутри. Голова покатилась, и наступила благодатная тишина, которую нарушало только бешеное биение его сердца.

Он судорожно перевел дыхание, боясь рухнуть в обморок. Было невыносимо смотреть на эту кровавую сцену. Прости меня, Господи.

Шатаясь, Али спустился с лодки. Все отводили от него взгляд. Его форма была запачкана кровью шафита. Алый цвет на белоснежном набедреннике. Рукоять зульфикара была липкой.

Не обращая внимания на своих подчиненных, он молча двинулся к лестнице, ведущей к улице. Он не преодолел и половины ступенек, когда тошнота все-таки взяла свое. Али упал на колени, слыша в голове крики мальчишки, и его вывернуло наизнанку.

Закончив, он сел, прислонившись к прохладным камням, и остался сидеть в одиночестве, весь дрожа, на темной лестнице. Он понимал, что будет опозорен, если его застанут в таком положении: городского каида рвет и бьет дрожь только оттого, что он казнил заключенного. Но ему было все равно. Разве у него осталась хоть капля чести? Он стал убийцей.

Али размазал по лицу слезы и потер зудящее место на щеке, с ужасом догадавшись, что это кровь убитого юноши сохнет на его горячей коже. Он судорожно вытер руки о грубую материю набедренника и стер с лица кровь хвостом форменного тюрбана каида.

Он замер, уставившись на красную ткань у себя в руках. Он столько лет мечтал, как однажды наденет этот тюрбан, он всю жизнь готовился занять этот пост.

Он размотал тюрбан и бросил в пыль.

И пусть отец лишит меня всех титулов. Пусть отправит меня в изгнание в Ам-Гезиру. Все неважно.

С Али хватит.

Придворное собрание давно было окончено к тому моменту, когда Али добрался до дворца. В отцовском кабинете было пусто, но он услышал музыку в саду. Он спустился на звук и нашел отца. Тот лежал на подушках у тенистого пруда. Под рукой у него стояли бокал вина и кальян. Две женщины играли на лютне, но здесь же рядом стоял и писец, зачитывая что-то с развернутого свитка. Птица с чешуей и дымчатыми крыльями, волшебная родственница человеческих почтовых голубей, сидела у него на плече.

Гасан поднял взгляд на Али. Серые глаза скользнули по его непокрытой голове, окровавленной одежде и босым ногам. Он изогнул темную бровь.

Писец поднял голову и подскочил при виде принца в крови, спугнув птицу, которая улетела на соседнее дерево.

– Мне… мне нужно с тобой поговорить, – выдавил из себя Али, чувствуя, как в присутствии отца решимость покидает его.

– Я вижу.

Гасан махнул рукой писцу и музыкантам.

– Оставьте нас.

Музыканты быстро собрали свои лютни и осторожно протиснулись мимо Али. Писец, не говоря ни слова, вложил свиток в руку его отцу. Сломанная восковая печать была черного цвета: королевская почта.

– Мунтадир пишет из похода? – спросил Али, потому что страх за брата затмевал все остальные тревоги.

Гасан подозвал его ближе и вручил свиток.

– Ты у нас ученый, не так ли?

Али пробежал послание взглядом и испытал одновременно облегчение и разочарование.

– Никаких следов ифритов.

– Никаких.

Он продолжил чтение и выдохнул, успокаиваясь.

– Ваджед наконец нагнал их. Слава Всевышнему.

Старый прожженный вояка был вполне себе ровней Дарая-вахаушу. Али дочитал до конца и нахмурился.

– Они направляются в Бабили? – спросил он удивленно.

Город Бабили стоял на самой границе с Ам-Гезирой, и Али не нравилось думать о том, что Бич-Афшин находится в такой близости от его родины.

Гасан кивнул.

– В прошлом там иногда замечали ифритов. Стоит разведать.

Али насупился и швырнул свиток на низкий столик поблизости. Гасан откинулся на подушки.