Михаил Зайцев - А-Элита

– Аркадий Ильич! Аркадий Ильич, прислушайтесь!… Вертолеты! Вертолеты летят!…

– Вы обязаны понять, что я… мы вовсе не враги, мы…

– Паша, заткнись. Как профи, обученный проводить допросы, должен тебе заметить, что в твоих откровениях концы с концами не очень-то сходятся. Провалы в логике у тебя, друг мой… пардон! Враг мой Паша. Вы, шпионы, вообще горазды врать, однакося не всегда у вас это складно получается.

– Пойми ты, дурень, мы ваши друзья! Мы, я повторяю, придумали пугало фашизма вам же во благо! Диск необходимо уничтожить! Развяжите меня, я успею…

– Паша, заткнись. Пожалуйста.

– Пока не поздно, одумайтесь! Человечество этой планеты на краю пропасти! От вас двоих сейчас зависит слишком многое! Поймите это, пока не поздно! Развяжите ме…

– Поздно! - Лосев встал, запрокинул голову. Рот до ушей, в глазах чертики. - Поздно, вертолеты летят. Наши! А вам, арийцам, конец!

– Мы не арийцы! Арийцы - куклы, мы кукловоды.

– Значит, конец и куклам, и карабасам-барабасам. - Встал и Кукушкин. И тоже, задрав голову, прищурившись, поглядел в небо. - Не верю я в «зеркала времени». Извини, Паша. И наши ученые, очень сомневаюсь, что тебе поверят. Академик Козырев, помнится, у нас работал, занимался физикой времени и… Вон! Вон они! Летят!… Андрэ! Дурачок, куда ж ты побежал, чего руками-то машешь?! Тебя ж сверху не видно, дурак!… Совсем мальчишка от радости взбесился. Слышь, Паша, не погибни моя супруга от шальной фашистской пули, глядишь, и у меня сейчас подрастал бы такой же правильный пацан, как Андрюха Лосев…

– Лось!… Лось!!! В рот тебе кило печенья! Просыпайся, харэ мучиться!

– Дум, закрой едало. Че ты Лося напрягаешь? Спит пацан, отдыхает, а ты его напрягаешь… Еще карточку… Еще одну… Себе.

– Я напрягаю?… Блин косой! Перебор!… Я Лося не напрягаю, я чисто по-человечески хочу братишке помочь. Ты послушай, как его колбасит. Стонет во сне, чисто больной. Ты ухи-то разинь, разява. Лось, подъем!

– Кончай орать, оратор! Сам разява. Он больше не стонет, ты его разбудил… Иду на банк. Дай карточку… Может, пацан во сне телку пялил, а ты ему весь кайф обломал, кайфолом… Верно я говорю, Лось?… А?… Че моргаешь?… Еще дай… Себе.

– Туз, блин косой! Перебор… Финиш! Я больше не играю, не мой день.

– Который час, мужики? - Андрей Лосев, по кличке Лось, сел на матрасе, зевнул.

– Без пятнадцати шестнадцать. - Саша Краснов по кличке Красавчик сгреб карты в кучу, ловко собрал их в колоду. - А может, еще партейку, а? Дум?

– Не, блин косой, - мотнул лобастой головой Вадик Думарин по кличке Дум. - Не мой день. Сколько я тебе должен?

– Сотку баксов. - Красавчик аккуратно положил колоду рядом с трубкой мобильника, пригладил иссиня-черные кучерявые волосы и обнажил в улыбке идеально ровные жемчужные зубы.

– Подавись, - мощная пятерня Дума нырнула в карман турецких джинсов, вытащила пачку денег, небрежно швырнула бумажку. Бледно-зеленая бумажка, будто сорванный ветерком лист, крутанулась в воздухе и плавно опустилась между колодой карт и мобильником.

– Мужики, Ельцин звонил? - Лось потянулся к подоконнику, нащупал пачку папирос, спички, еще раз - зевнул.

Матрас, на котором сидел, а до того лежал Лось, валялся под окошком, впритык к батарее. Прикуривая, Лось прислонился к теплой трубе так, чтобы грелся шрам на спине. Памятка от пули, изуродованная полоска кожи между лопаткой и поясницей, чесалась, зараза, как и всегда, по весне. В остальные времена года Лось забывал про шрам, но весной, черт бы побрал эти весны, шрам будто бы оживал.

– Не, не звонил Борис Николаевич, - Дум сунул американские деньги обратно в джинсы. - Хорошо б не сегодня на дело, блин косой, а то не мой день, реально.

– Твой, не твой, от заладил, - Красавчик изящно, двумя пальчиками прибрал выигранную купюру. - Просто ты карты не умеешь считать, а карты, по типу башлей, они счет любят. Учись, братэло, прикидывать, че в колоде остается, че вышло.

– А кто идет за «Клинским», блин косой? А самый, блин, умный!

– О'кей, схожу. Мне не в лом. Лось, на тебя брать?

– Неси.

За отсутствием холодильника пиво охлаждалось в ванне. Не было в квартире и плиты, и посуды не было, чтоб пить-есть нормально, и из мебели имелись в наличии лишь стол да пара табуреток. И еще матрасы, если, конечно, правомерно их называть мебелью.