Мила Нокс - Наместник ночи [litres]

Правда то была или выдумки выжившей из ума служанки, Франц знал одно: между братьями действительно есть удивительная связь.

Со стороны ее не увидишь, но мальчик чувствовал тоненькую нить, что вела от его сердца к сердцу Филиппа. Всякий раз, когда к Францу подступали холод и тьма, рука Филиппа находила его руку, и все, что оставалось – закрыть глаза и позволить брату отдать свои силы. Точь-в-точь как песок в часах пересыпается из одной чаши в другую, спокойствие по капле струилось от Филиппа к Францу, вновь заставляя мир и тишину воцариться в его мятежной душе.

Мысли о том, как брат его успокаивает, заставили Франца расслабиться. Дрожь мало-помалу ушла из пальцев, а сгустившийся за спиной мрак разредился и вскоре растаял.

«Вот так, – подбодрил себя Франц, – вот так… а теперь отвлекись. Вон как блестит речушка – ну-ка, придумай, на что она похожа? Если прищуриться, река похожа на золотого змея… Да, точно. Это змей, который спустился с неба и улегся между холмов, чтобы погреть кости в последних лучах солнца. Волны – его чешуя, там, далеко за деревней – голова. А хвост, наверное, дотянется до самой станции…»

Продолжая рассказывать себе сказку, взявший себя в руки Франциск ехал дальше и дальше, навстречу новому дому.

Вскоре, лениво стуча копытами, лошади преодолели спуск и подкатили коляску к первым домам. По обе стороны от дороги на путников равнодушно глядели пузатые серые строения. В пыльных стеклах пламенел пунцовый закат.

– Миллхил, – объявил пропитым голосом возница.

Подскакивая на булыжниках («Матерь божья!» – процедила Делайла), они въехали в деревушку, где всем троим – Делайле и близнецам – предстояло отныне жить.

Когда Франциск увидел Миллхил, тревога покинула его окончательно, уступив место азартному предвкушению. Прежде он никогда не бывал за пределами Лондона и теперь во все глаза смотрел на многочисленные домишки. Мальчик завертел головой так быстро, будто она была на шарнирах – вправо-влево, назад-вперед.

«Который? Который из них?» – Франц сгорал от нетерпения.

Какой-то будет новый дом?

Когда мать сообщила, что тетушка Мюриель милостиво пригласила их пожить к себе в загородный дом (по странному стечению обстоятельств в момент, когда у них кончились деньги на ренту квартиры), в воображении Франциска нарисовался особняк. Почти средневековый замок: причудливое строение с башнями, где можно прятаться и, свесившись через перила, наблюдать за теми, кто бродит по лужайке внизу. А как здорово в разгар лета (хорошо, что переезжают в июне!) сидеть на увитом диким виноградом балконе – лозы бросают кружевную тень, и, если прислониться к стене, камень будет приятно холодить спину. Конечно, коридоры замка будут украшать картины, а резчик по дереву наверняка зашифровал в завитках на перилах загадки. Франц будет разгадывать их целыми часами. А уж сколько потайных дверок прячется за книжными шкафами!

И все это в полном распоряжении Франца и Филиппа!

А может, среди этих дверок – от этой мысли сердце Франца сладко екнуло – он найдет и откроет ту самую…

Ох, как же здорово, что они переезжают!

Франц с легкой душой покидал их квартирку на улице, по которой проходила граница между «приличным» городом и трущобами. Из окна детской открывался вид на соседний район, где ютилась фабричная беднота. Унылые серые крыши – вот чем довольствовался Филипп, когда в периоды недомогания неделями лежал в кровати.

Франц даже мечтать не мог о выезде за город – выбираться за пределы Лондона на выходные было привилегией высшего класса. Мальчик еще ни разу не видел Англию – такую, как на картинках. Сейчас он жадным взглядом пожирал все, что проносилось мимо: травянистые холмы в дальних концах улиц, пышные садики и фруктовые деревья, наливающиеся соком яблоки (сорвать бы одно, и пусть зеленое!). Правда, дома здесь не были похожи на замки, но, может, особняк тетушки где-то за пределами Миллхила?

Они уже пересекли деревню и выехали на живописную окраину, откуда вновь открылась речка. Под лучами заката слюдяная лента, ускользающая вдаль, вспыхнула золотисто-алым. Франц бросил взгляд на берег и тут же подскочил, вытянув шею:

– Что… что это?

Голос его дрожал.

– Сядь, Франц, – зашипела мать, но ее перебил гнусавый возница:

– Старая миллхилская мельница.

На берегу золотистой речки высилось старое здание, а над ним, бросая на крышу мрачную тень, нависало огромное – просто гигантское – колесо, похожее на колесо телеги, только в десятки раз больше. Камни, из которых были сложены стены, были серые, мертвые, все в трещинах – с незапамятных времен их секли тысячи дождей.