Татьяна Корф - Под Солнцем Ирия. Потерять себя, чтобы обрести свой мир

— Таня, это ты? — раздался из-за двери голос матери, когда я открывала её своим ключом.

— Да, — разбито протянула я, сидя на тумбочке в прихожей и устало стаскивая с себя старые кроссовки.

Навстречу мне с громким топотом, шлепаньем по мебели непомерно длинным хвостом, выскочил (наверное, самое дорогое для меня существо на этой земле) мой пёс — Амулет.

Многие сочтут меня идиоткой, что я настолько помешана на собаках, что ставлю порой их выше людей. Ну и пускай. Я давно уже считаю себя непроходимой тупицей, во многих отношениях. Мне всё равно.

Главное, что он есть, тот якорь, который вытягивает меня к свету и не дает погрузиться в полное отчаяние.

— Привет, «слоник», — поздоровалась я с псом, когда он ткнулся своей диназавроподобной мордой мне в живот, ожидая когда же его погладят.

Я потрепала его по холке, погладила макушку и на мгновение притянула к себе его могучую шею. Собака терпеливо сидела передо мной, возвышаясь чуть ли на целую голову и только непослушный длинный хвост продолжал извиваться в неведомом танце, выдавая эмоции его обладателя.

Потом он вскочил и начал гарцевать вокруг меня словно пони, подпрыгивая от нетерпения и желания, чтобы ему сейчас же уделили внимание.

«Вот энерджайзер», — промелькнула мысль.

— Всё нормально? — нейтральным голосом поинтересовалась мама, появившаяся из кухни.

Бросив в её сторону осторожный взгляд, я устало ответила, что всё нормально.

— Что не так? — вдруг зацепилась она.

— Мам, всё нормально. Снова повторила я, желая чтобы меня поскорее оставили в покое.

— Ты сейчас на меня таким зверем посмотрела, что я уже не уверена, что всё нормально. Тебе на работе опять настроение испортили? Только не вымещай на мне своё раздражение, пожалуйста, я перед тобой ни в чём не виновата.

— Мам, я же сказала, что всё нормально, — уже более жесткая интонация, а в душе начинает вскипать невидимая лава.

— А то я не вижу с каким раздражением ты ко мне обращаешься.

— Мам, хватит! — зыркнула я в её сторону. — Оставь меня в покое, прошу тебя.

— Не затыкай мне рот! Ты пока ещё живешь в моём доме.

— Да, и при этом приношу в него деньги, — буркнула я исподлобья, гладя собаку по шее. Учитывая, что она на данный момент не работала, претензия была обоснована.

— Если тебе что-то не нравится, можешь собирать манатки и катится на все четыре. Я ни кого не держу. А то ишь ты, попрекает она меня. Ты как-то забыла о том, что я тоже приносила деньги и ни на что не жаловалась, когда ты сидела без работы.

Именно поэтому я всё ещё здесь, а не сбежала из этого ада и не оставила тебя со всеми твоими кредитами, коммуналкой и долгами, — мысленно добавила я. В такие моменты я ненавидела свою совесть, и чувство долга за то, что они у меня вообще есть.

— Мам, пожалуйста, хватит! — уже повысила я голос еле, сдерживая рвущиеся эмоции.

— Не смей орать на меня! А то сейчас быстро врежу по морде, чтоб знала, что мать надо уважать! Что, думаешь если ты уже выросла, не смогу с тобой справиться, ещё как смогу.

— За что тебя уважать? — крикнула я в ответ. — За то, что ты меня постоянно обзываешь матерными словами, называешь уродом при каждом удобном случае, когда мы ссоримся?

— Сколько в тебе ненависти! Посмотри на себя, — с презрением посмотрела она на меня. — За что ж ты меня так ненавидишь? За то, что родила тебя? Хотя лучше бы аборт сделала. За то, что не сдала тебя в детский дом? Хотя надо было. Меньше бы проблем на мою голову было!

У меня защипало в глазах, словно со стороны я наблюдала приближение надвигавшегося на меня нервного срыва.

Вскочив с тумбы, я бросилась вон из дома, лишь пёс кинулся за мной, а вдогонку мне донеслось:

— Думаешь только о себе. Даже не спросила, а ел ли Амулет? Всё на мать скинула, а я тебе не прислуга.

Остальное, я уже не слышала, вылетев за ворота и оставив собаку во дворе.

В слепой истерике я бежала вниз по улице, не замечая ничего вокруг.

Дождь всё не прекращался и даже, наоборот, усиливался.

В начале двенадцатого ночи на улицах уже никого не было. Я неслась, не разбирая дороги, перепрыгивая через лужи, пытаясь избавиться от режущей, словно острый нож боли, избавится от всех воспоминаний, убрать все эмоции.

По щекам нескончаемым ручьем текли слезы, мокрые волосы прилипали к лицу и одежде, закрывали частичный обзор.

Из-за полного отчаяния в голове билась лишь одна мысль. Господи, лучше бы я умерла!

Но Бог, словно насмехаясь, лишь усилил и без того беспощадный дождь.