Всеволод Алферов - Мгла над миром

До-о-о-онг, до-о-о-онг – изливал душу набат. До-о-о-онг… Звук был равнодушным, как наемник. Холодным, как трупное окоченение.

Будьте вы прокляты! Будьте вы все прокляты, скопом и по отдельности!

Маг вернулся к зеркалу и упал в кресло. Закрыл глаза, пытаясь вспомнить молодость, воскресить память о налитых жизнью мускулах и силе, пульсирующей в груди… Память молчала. Как будто всего этого не было. Были лишь трясущиеся руки и сердце, колотившееся часто-часто, едва не барабанной дробью.

Будьте вы прокляты…

Взмах руки – и стены вспыхнули колдовским синим светом. Самый сильный маг обители и тот навряд ли пробьется через такой заслон. Движение пальцев – и зеркало ожило. Несколько мгновений Первый наблюдал за человеком в отражении, а затем подался вперед и коснулся серебряного диска.

– Мауз… – негромко позвал он, – Мауз иль-Нехат, ты слышишь меня?

Советник был не в дворцовом квартале, иначе Газван не смог бы пробиться через купол, но это все, что он мог сказать. Толстяк отложил палочку для письма и потянулся, разминая затекшие от долгого сидения мышцы.

– А ты бы поверил, сделай я вид, что не слышу? – спросил он. Газван против воли усмехнулся.

– Радуйся, – он с трудом сглотнул. – Я готов повторить подземную прогулку.

– Если боги позволят, – проворчал советник и тут же перешел к делу. – Как мне с тобой встретиться?

Он был собран и деловит, как военачальник перед марш-броском. Одерживая победу, Мауз не тратил время на злорадство. А может, уже намечал следующие победы.

Если позволят боги, у советника в самом деле будет много времени для торжества.

К вечеру дым почти рассеялся, и закат был красным, как кровь. Даже Верховному стало не по себе, хотя, видят боги, он не забивал голову суевериями. Колдовские огни в бронзовых чашах зажигались сами собой с приходом сумерек. И хорошо, что так – вряд ли в кутерьме последних дней кто-то думал бы об освещении.

Густая зелень по сторонам аллеи наполнила вечер запахами. В теплом свете мозаика на стенах ожила и заиграла. Казалось, вот сейчас ветер принесет звуки систра, смех, а закат… закат был далеко, за стенами обители.

Вот только мозаика, тепло мерцавшая позолотой, украшала стены лечебницы, а вовсе не павильона в Районе Садов.

Ему сказали, он найдет Наджада и Кадара здесь – и не солгали. Старший наставник был в той же видавшей виды ковве, в которой навещал Верховного днем, а Наджад… наверное, его одежды были бурыми, как господину камня и положено, и все же почти черными, как сгустившаяся за окнами мгла, как тяжесть на душе Газвана.

Верховный стиснул зубы. «Кишки Усира, о чем я думаю? Какое мне дело до его самолюбия?»

Два чародея обходили раненых. Целители в один голос твердят, что свежий воздух нужен для выздоровления, поэтому большую часть стен лечебницы занимали окна, сквозь которые заглядывала вечерняя заря. Чисто и свежо, но одним движением воздуха не изгнать густой запах боли. Здесь лежали зарубленные, затоптанные, избитые, обожженные… Бездна, он еще думал, что главный зал, где Круг прощается с мертвецами, самое страшное помещение обители!

– Верховный? – Наджад первым заметил его и сдержанно поклонился.

– Боги воплотились в вас!

Газван быстро коснулся лба, не в силах оторвать взгляд от тела, над которым они остановились. На Зейдане угадывались ошметки дорогих одежд – болван, должно быть, и в бой шел с вплетенными в волосы золотыми нитями. Однако тело под ними представляло устрашающее месиво обугленной, изъязвленной, покрытой волдырями плоти. Верховный вознес небесам хвалу, что в полумраке много не разглядишь.

– Я… не хотел причинять тебе лишние страдания, – выдавил Кадар.

– Он будет жить, – куда увереннее сказал Наджад. – Сейчас его жизни ничто не угрожает, а целители исцелят ожоги. Кое-где даже нарастят новую плоть.

Вот только захочет ли он жить, изуродованный и слепой… особенно он: смазливый модник, баловень судьбы, мальчишка? Зейдан был слишком молод для Зала Костра, но тогда, шесть лет назад, ничто не предвещало бойни.

«Глупец… какой же я глупец!» Титьки Исаты, почему он не решился раньше?

– После таких ожогов нужно лечить не только тело, но и душу.

– Целители знают, – заверил Верховного Кадар. – Но ты-то что здесь делаешь? Ты сам не должен покидать покоев.

– Как видишь, не развалился. – Газван бросил последний взгляд на обожженное тело. – Вы мне нужны. Оба.

– Ты все цепляешься за власть, Первый? Опять ценой страданий Круга?