Анна Алмазная - Вареон [СИ]

— Здесь вы меня дождетесь, — сказал Ганар, куда-то уезжая. Куда, мне объяснить не соизволили. Впрочем, одиночество меня вовсе не расстраивало. Я все еще надеялась, что каким-то образом мне удастся связаться с Вихрем, напомнить ему о его обещании, но человек предполагает, бог располагает. Уже через несколько дней пребывания в мрачном замке я поняла — добраться до Вихря и не мечтай. Вообще не мечтай с кем-то поговорить… ко мне приставили старую, высохшую каргу, которая на все вопросы отвечала мягким, но угрожающим голосом:

— Госпоже такого положения, как вы, не пристало… «Не пристало.» Чувствуя, как растет во мне малыш, я сходила с ума от ужаса. Прошло уже несколько недель и лето катилось к осени, начались затяжные дожди, а замок погрузился в ожидающую чего-то скуку. Чего хотел от меня Наран? Замкнуть навсегда в этом замке? С него станется. Вышивая золотом на черной ткани (вместе с памятью ко мне вернулись и старые навыки), я нервно покусывала губы, почти не слушая сидевшую у моих ног молоденькую девчонку, что нараспев читала очередной дамский, глуповатый роман. Когда-то мне это нравилось. Когда-то я слушала такие вот романчики с огромнейшим вниманием, мечтая о большой, страстной любви.

Когда-то. Сейчас мне далеко не до романов. Оттого, когда в дождливый промозглый день в двери замка постучали, когда передо мной склонился с письмом Ганар, я была даже счастлива. Мне приказывали немедленно вернуться в столицу. Карга за спиной причитала, мол, в такую погоду, как же так, а я резко развернулась, вышла из надоевших до тошноты покоев и принялась деятельно собираться. Нам повезло. На следующий день дождь внезапно закончился, и, хотя дороги разбухли от грязи, но все же полдня в карете я выдержала, и уже к вечеру воочию увидела столицу, которая так часто мне снилась. Может, Вихрь здесь. Может, удастся обмануть компаньонку и передать ему весточку… может. Но как? Куда? Боже, я совсем одна. И когда Наран узнает о ребенке, легче не будет. Будет хуже и намного.

— Вам плохо, госпожа? Я проигнорировала вопрос. Показная забота старой девы начинала утомлять. Еще хорошо, что меня миновал токсикоз и прочие прелести, что беременность скорее не напрягала, до сих и вовсе не давала о себе знать, будто ребенок знал, что мне надо скрываться… Когда мы въехали в центр города, стало даже не жарко, душно.

Нахлынули вокруг звуки: визгливые крики разносчиц, лай собак, гомон толпы, а вместе с ними густой, невыносимый запах смеси помоев, ароматов цветов, сдобы… Все в одном месте.

— Вам плохо? — переспросила карга.

— Да… — прошептала я, поднося к носу надушенный платок. Компаньонка засуетилась, достала откуда-то небольшой, украшенный мелкими камушками флакончик, зубами вынула пробку и поднесла его к моему носу. От резкого запаха сразу стало легче.

— Спасибо, — прошептала я, и тут карета свернула на мост, весело съехала с горки и вокруг стало гораздо тише: мы въехали в богатые кварталы. Отворились со скрипам ворота, поприветствовал нас журчанием воды фонтан и тонким ароматом — цветущие розы, и наконец-то я смогла выйти… Внутри небольшого городского дома покоя мне не дали. Весь день меня обмеряли, заставляя стоять в одном белье перед низеньким, лысоватым человечком и лишь когда стемнело — отпустили, усталую, замершую и опустошенную. Спала я без снов. Разбудили совсем рано. Не успела я проснуться, как меня уже впихнули в ванну, затем намастили благовониями, всунули в тесное и тяжелое платье и подняли наверх волосы в замысловатой прическе, украсив их алмазными звездами. Меня явно к чему-то готовили. Но к чему, как водится, даже не сказали. И лишь когда я, еще ничего не понимая, вышла из кареты, я сообразила для чего. Встречал меня Манрад. Он подал руку, помогая мне выйти их кареты, окинул меня осторожным, но внимательным взглядом. А я стояла и смотрела на него другими глазами. Это был все тот же Манрад, что и раньше, тот самый, с которым я так часто когда-то перекидывалась шутками. Манрад, что обожал своего названого брата и его робкую невесту. Верный друг, которого я с благословением на устах провожала к целителям, которому со слезами позднее рассказывала о безумстве Берила. Этот самый Манрад склонился передо мной в вежливом поклоне, а мне вдруг стало стыдно. Ведь за всеми переживаниями я так и забыла сказать ему «спасибо». Ритона бы никогда не сказала, для Ритоны верность подданных была чем-то само собой разумеющимся, а для Риты?

Рите она сейчас так была необходима.