Елена Асеева - Сеча за Бел Свет [СИ]

— А!..А!..А!.. — гикнул Боренька кумекая чё абие на его глазах чудище погубить Валу. Но Асур унезапно резко выкинул увысь меч и серебристо лезвие того воткнулось глубоко у бок змеиного тела, разорвав его на части.

Чудище громогласно взрывело и отпрянув назад, вырвав тело из меча, спотыкнулось о наваленные на поле брани останки панывичей да качнувшись стремительно впало на землицу, завалившись прямо на левый бок. Из его усё ащё поколь живой руки выскочил молот и не мнее бойко низринулся на оземь. Крив муторно захрапел, а его три лика единожды исказила злобно-ненавистная рожекорча, изо рта…махом из трёх… покатила чёрная тягучая юшка. Валу немешкаючи поднялси на ноги и шатаясь, не разбираючи торенки, шагаючи прям по отрубленным телам панывичей и мамаев, приблизилси к лежащему, храпящему Криву, каковой протянул у сторону Асура оставшуюся руку загораживаясь ею от свовой смерти. Валу остановившись над эвонтим кадый-то бывшим простым беросом, последним сынком Велички поскрёбышком, махоточкой, зерняткой, забывшим своих сродников, тех с кем у него была едина юшка, вера, традиции и землица, зажал рукоять меча у левой руке и нанёс резкий прямой удар прям у средину змеиного тела. Острое лезвие, мгновенно пробив чешую, вонзилось приглубло унутрь и тело чудище подалось уперёд, словно нанизываясь своей мощью на великий меч, чёрная аки и сердце Крива, тягучая кровь потекла из места раны.

Тело судорожно вздрогнуло, а опосля распрямившись впало на землю, и без задержу лопнула у месте разрыва змеиная чешуя. Принявшись трескатьси на части да куски, а засим отваливатьси на бурую покрытую алой, жёлтой, чёрной юшкой почву, оборачиваясь у смурные лужицы.

Остатки черноты стекли с человечьего тела и пред потухающими очами Валу, предстал худой, малорослый и невзрачный на вид паренёк Крив. Евойны два чёрных косых глазка испуганно зыркнули на Асура, да абие сомкнулись веками, и тогды ж из груди пронзённого мечом заструилась алая, людская кровь. Бог, обхватил рукоять меча левой рукой и порывчато дёрнув на собе, вытащил клинок из мёртвого тела да приподнявши его ввысь дотронулси навершием залитым кровью до груди, как раз до того места иде под одеянием усё покуда билось величественное сердце. И шибко, васнь подкошенный, острой косонькой Богини Мары, повалилси спиной назад. Ищё ано не достигнувши земли, он сомкнул свои синие очи и глубоко, по-видимому, последний раз выдохнул. А на груди у Бореньки загорелси дарённый Валу зачур. Отрок торопливо отодвинул холст у сторону и заглянул унутрь, а яхонтовый зачур, сберегавший усё то времечко жизть Борюше, прямо на его глазах, из густо-красного с марным оттенком обратилси у смаглую крупную слезинку, и, соскользнув со снурка прочертил по смуглой коже широку кроваву полосу. И тадыличи мальчонка дотумкал, чё Валу вслед за своим отцом Ра— помер. Мальчуган, токмо просушивший очи от слёз по Ра, встрепенулси усем тельцем, его уста приоткрылись и оттудась вырвалси едва слышимый глухой стон потери. Ищё немножечко Боренька не сводил очей с залившегося бледность лица Валу, а солнечно сияние досель осеняемое те купавы черты точно иссохлось аль испарилось под жаркими лучами его братца Хорса. А посем нежданно солнечный свет чавой-то загородило, малец, задрал голову, и, воззрилси увысь. И сувсем недалече от собе углядел летагла. Энтов летагл был гораздо крупнее усех тех с коими дотоль билси отрок и смотрелси весьма страшным.

Лишайники, укрывавшие евойну главу, щёки да подбородок, опускались ему на грудь и имели чёрно-пепельный цвет. А загнутый, схожий с птичьим клювом, нос, вже перьломанный посерёдке, был свёрнут на сторону, отчегось и лицо его чудилось вроде аки потянутым улево. На голове у эвонтого летагла, прямо на лишайниках поместилси тонкий с палец ширшиной обод златистого цвету, в гладь полотна, оного були вставлены сини самоцветны каменья. «Шаркун!»— без задержу, пронеслась у голове Бореньки догадка, — «сынок Провея!» И мальчишечка торопливо достал из туло стрелу, кумекая, чё без зачура Валу он беззаступен, и поелику надоть битьси. Обаче Шаркун, не жаждал своей смерти, вон прибыл за иным. И покуда мальчуган вставлял у ушко стрелу и вскидывал лук, Шаркун стремительно подлетел к Борилке и занёс над ним свой серповидный топор. Лезвие полыхнуло у солнечных лучах ярым светом и малец узрел як в его направлении скользнул, рассекая, воздух клинок. Желая спастись от него, он пригнулси к птице, почитай вжавшись в её оперенье. А острие топора, коснувшись вздыбленной от живости лёту рубахи, просвистело над его головой и головой Магур, срезавши несколько взлахмоченных пошеничных волосьев одного, и оттопыренных перьев второй. А Магур меже тем круто взяла удол. Мальчик абие испрямилси, и торопливо вставил стрелу у лук, да вздев голову ввысь прынялись искать глазами свово ворога. Так-таки над ним Шаркуна вже не було. Серое месиво унезапно приблизилось сзади, и мальчуган почуял тяжёлое, объятое ненавистью дыхание царька летаглов, а посем вуслыхал тихий свист летящего топора. Ищё морг… Сиг… И острое лезвие клинка врезалось Борюше у спину! Борила порывисто качнулси уперёд и от нежданности выронил из рук стрелу да лук. Уста сами собой открылись, издавши тихое «ух!» и немедля из правого уголка рта потекла тонешенькой струйкой жёлтая кровь. От боли в очах на малеша потемнело, а засим заплясали пред ними ярко-смаглые жернова свету. И отрок ужось то не почуял, а словно вуслыхал аки вырванный из недр его тела топор, ащё раз приглубло вошёл у него, в ентов раз, верно, перьрубив тама чавой-то.