Патриция Маккиллип - Мастер Загадок [трилогия]

И глубоко в душе Моргона, глубже даже, нежели обретенный покой, словно поднял морду слепой пес, принюхиваясь к словам Высшего.

— А моя арфа? А мой меч? — Моргон старался, чтобы голос его звучал ровно. — Я едва ли понимаю, что в них таится.

— Они сами найдут для себя применение. Взгляни.

По равнине под низкими и тяжелыми облаками струился белый туман. Туры. Моргон с недоверием смотрел на огромные стада, затем уткнулся лбом в прохладный камень.

— Когда они пришли сюда?

— Нынче ночью.

— Где войска Астрина?

— Половина угодила в западню между Тором и Умбером, но передовые отряды пробились, расчистив дорогу для туров, стражей Моргол и рудокопов Данана. Все они идут следом за турами. — Он прочел мысли Моргона, и рука его, лежащая на плече Звездоносца, напряглась. — Я привел их сюда не для битвы.

— Тогда для чего?

— Они тебе пригодятся. Мы с тобой должны быстро покончить с этой войной. Это то, для чего ты родился.

— Но как?

Высший хранил молчание. За его спокойным, погруженным внутрь себя взглядом Моргон угадал неправдоподобную усталость и терпение, то же, что и прежде: то, с которым арфист ждал, когда Моргон его поймет. Наконец Высший очень мягко произнес:

— Князь Хеда и его земледельцы собрались на южной границе, примкнув к силам Мэтома. Если тебе потребуется оберегать их жизни, ты найдешь как.

Моргон развернулся, пересек палату и высунулся в южное окно, как будто мог увидеть среди безлистых дубов угрюмый строй земледельцев с граблями, мотыгами и косами. Сердце его всколыхнулось от внезапной боли, и слезы страха выступили на глазах.

— Он покинул Хед. Элиард обратил земледельцев в воинов и покинул Хед. Что это? Конец света?

— Он пришел биться за тебя. И за свой родной остров.

— Нет. — Моргон снова обернулся и стиснул кулаки. — Он явился, потому что ты этого пожелал. Именно поэтому пришла Моргол. И Хар. Ты увлек их так же, как и меня, — прикосновением ветра к сердцу, тайной. Что это? Что есть такого, о чем ты мне здесь не говоришь?

— Я открыл тебе свое имя.

Моргон молчал. Пошел снег — несильный, лишь редкие крупные хлопья носились по ветру. Они падали Моргону на ладони и жгли, медленно исчезая. Внезапно он содрогнулся и обнаружил, что у него исчезло желание задавать вопросы. Рэдерле отвернулась от них обоих. Она выглядела страшно одинокой в середине небольшой палаты. Моргон подошел к ней; голова девушки поднялась, но лицо повернулось к Высшему.

И Высший приблизился к ней, словно она его увлекала таинственной силой — увлекала так же, как и Моргона. Высший убрал с ее лица прядь волос.

— Рэдерле, тебе пора нас покинуть.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. — Голос ее был очень спокойным. — Я наполовину из Властелинов Земли. Будет хотя бы кто-то один сродни тебе, на твоей стороне после всех этих столетий. Я ни тебя, ни его не оставлю.

— Здесь ты на виду, это небезопасно.

— Я решила прийти. И быть с теми, кого люблю.

Он молчал, ибо в этот миг был просто арфистом — не знающим возраста, подавленным, одиноким.

— Тебя, — сказал он мягко, — я здесь не ожидал. Такую прекрасную, такую могучую, такую любящую. Ты подобна нашим детям, которые вошли в силу перед самой войной.

Он взял ее руку и поцеловал, затем повернул ее ладонь к себе и посмотрел на белый многоугольник.

— Вот двенадцать ветров, — сказал он Моргону. — Ветров связанных и обузданных. Оружие более верное и грозное, чем любой клинок или волшебные чары Обитаемого Мира. Если дать им полную свободу, они разрушат все. Они также — мои глаза и уши, ибо все и вся облекают, слышат всякое движение и слово, проникают повсюду… Самоцвет, который попал тогда к Рэдерле, был огранен и отшлифован ветрами. Однажды я занялся этим, когда играл с ним. Задолго до того, как использовал их для войны. Воспоминания об этом запечатлены в этом камне.

— Для чего ты мне об этом говоришь? — Голос Моргона взлетел и разметался по палате. — Я не могу управлять ветрами!

— Пока что нет. И все-таки не беспокойся. Послушай… В этой палате ты можешь услышать голоса всех ветров Обитаемого Мира. Прислушайся к моему разуму.

Моргон распахнул свое сознание и открыл его безмолвию Высшего. Смутные и невнятные ропоты вне стен преломлялись в мозгу Высшего в чистые и прекрасные тона звездной арфы. Ее плеск наполнил сердце Моргона легкими и ласковыми летними ветрами — и теми грозными и неистовыми, которые он особенно любил; медленное густое колыханье совпадало с пульсированием его крови. Ему внезапно захотелось удержать при себе этот волшебный миг с дивным арфистом и его музыкой прежде, чем белое зимнее небо не разорвет еще раз ослепительная вспышка.