Патриция Маккиллип - Мастер Загадок [трилогия]

— Моргон, — голос арфиста был глухим от усталости и удивления, — я не хотел беспокоить тебя.

Моргон стоял как вкопанный, даже пламя его факела застыло, поднимаясь вверх в полном безветрии. Гибельная, безупречная музыка арфы, которая всегда струилась в каком-то темном месте за его мыслями, смешалась вдруг с неуверенным звучанием инструмента, тревожащим его последние ночи. Моргон парил на границе света своего факела, желая то ли яростно заорать, то ли, не говоря ни слова, повернуться и уйти. Однако еще больше он желал сделать шаг вперед и задать вопрос. И наконец он шагнул бесшумно и почти не осознавая, что движется.

— Что случилось с тобой?

Голос его был каким-то чужим, незнакомым, с нехарактерными для Моргона интонациями беспокойства. Арфист взглянул на свои руки, безвольно висящие по бокам.

— У меня вышел спор, — ответил он. — Спор с Гистеслухломом.

— Ты никогда не проигрывал в спорах. — Моргон сделал еще шаг к арфисту, по-прежнему напряженный и по-звериному бесшумный.

— Я и в этом не проиграл. Если бы я проиграл, в Обитаемом Мире стало бы на одного арфиста меньше.

— Смерти нелегко тебя взять.

— Нет.

Он следил, как Моргон делает третий шаг, Моргон заметил это и замер. Арфист посмотрел ему в глаза — ясным взглядом, признавая все и ничего не прося. Моргон перехватил свой факел — тот догорел уже почти до самой руки. Моргон уронил его, и тут же под ним вспыхнули сухие листья. Свет теперь падал иначе, и лицо Дета оказалось в тени. Моргон видел его так же, как позади других костров в прежние дни. Он молчал, снова паря мыслью в молчании арфиста, которое повлекло его вперед, точно по мосту, узкому, словно лезвие, переброшенному через бездну его смятения и гнева. Наконец он присел на корточки возле огня и очертил его кругом, силой разума не позволяя ему слишком разгореться в теплой ночи.

— Куда ты идешь? — спросил он немного погодя.

— Назад, туда, где родился. В Лунголд. Больше мне некуда идти.

— Пешком?

Арфист небрежно передернул плечами, руки его вздрогнули.

— Я не могу ехать верхом.

— Что же ты будешь делать в Лунголде? Ты не можешь играть…

— Не знаю. Может быть, просить подаяние.

Моргон молча смотрел на него. Пошарив пальцами, он нашел шапочку желудя и щелчком послал ее в огонь.

— Ты служил Гистеслухлому шесть сотен лет. Ты выдал ему меня. Разве он настолько неблагодарен?

— Нет, — бесстрастно ответил арфист. — Он подозрителен. Ты позволил мне уйти из Ануйна живым.

Рука Моргона замерла среди сухих листьев. Что-то пробежало сквозь него, подобно слабому и своевольному порыву ветра, который просвистел через северные пустоши, через весь Обитаемый Мир, чтобы намеком поведать о своем существовании спокойной летней ночи. Миг спустя Моргон позволил своей руке пошевелиться — прутик треснул в сжавшихся пальцах. Он опустил обломки в огонь и начал расспрашивать — на ощупь, осторожно, словно при первом знакомстве и при первой игре в загадки с тем, чье умение он плохо себе представлял.

— Гистеслухлом был в Ане?

— Он был на Задворках Мира и собирал силы после того, как ты от него вырвался. Он не знал, где ты, но, поскольку мой разум всегда для него открыт, меня он нашел легко. В Хеле.

Моргон поднял глаза.

— Вы все еще мысленно связаны?

— Полагаю, что так. Ему нет от меня больше никакой пользы, но ты, возможно, в опасности.

— Он не явился в Ануйн искать меня.

— Мы с ним встретились через семь дней после того, как я покинул Ануйн. Казалось маловероятным, что ты все еще там.

— Я там был.

Моргон добавил в огонь еще пригоршню прутиков и следил за тем, как ярко они вспыхивали, а затем свертывались и откатывались от жаркого места. Внезапно его взгляд скользнул по изуродованным пальцам арфиста.

— Во имя Хела, что он с тобой сделал?

— Он сделал для меня арфу, поскольку мою ты уничтожил. — Свет промелькнул в глазах Дета, словно воспоминание о боли или о чем-то давно минувшем и затаенном. Пламя угасало, арфист наклонил голову, и лицо его снова оказалось в тени. — Арфа была из черного огня, — бесстрастно продолжал он. — И на ее лицевой стороне пылали три раскаленные добела звезды.

У Моргона перехватило дыхание.

— Ты играл на ней, — прошептал он.

— Он заставил меня. Пока я был еще в сознании, я чувствовал, как его разум черпает из моих воспоминаний то, что случилось в Ануйне, то, как мы с тобой несколько месяцев странствовали, то, что происходило за годы и века, на протяжении которых я служил ему, и прежде… У той арфы был странный, полный муки голос, вроде голосов, которые я слышал в ночи, когда скакал через Хел.