Он сделал небольшую паузу. Кристиан улыбнулся, легонько сжал мою руку. Я стиснула букет так, что какой-то случайно оставшийся на стебле розовый шип уколол ладонь.
Кто тут может быть против? Макс будет молчать, потому что прекрасно понимает, чем могут обернуться его слова — горящими драконьими башнями и драконьими головами на пиках. А молодец Кристиан, как ловко все провернул… Сперва запугал драконов возможностью своего президентства и массовых смертей, а потом убил своего отца и стал главой семьи. И это приняли как наименьшее из зол. Решили, что еще легко отделались, а старого Финнигана и так никто не любил, кроме его детей… На этом фоне то, что Кристиан получил меня, — уже мелочи. Малозначительные детали на огромном красочном полотне.
Священник оценил благоговейное молчание присутствующих и, кивнув, продолжил:
— Тогда я спрошу тебя, Инга. Согласна ли ты взять в мужья этого мужчину, любить его, заботиться о нем, быть ему верной?
Вспомнилось, как когда-то давным-давно мы лежали под яблоней, ронявшей на нас листву, и Георхос твердо пообещал: «Я обязательно вернусь. Только дождись меня. Дождешься?» Его тогда спешно отозвали в столицу, были какие-то проблемы в семье. Я уже не помнила точно, что там произошло. «Конечно, дождусь, — ответила я, нисколько не сомневаясь в своих словах. — Ты только возвращайся. Найди меня». А вечер позднего бабьего лета был свежим и невесомым, мир пах спелыми яблоками и осенними цветами, и в небе над нами сияли первые звезды.
— Да, я согласна, — ответила я. Мне больше нечего было сказать.
— Твое решение принято добровольно, без принуждения, с чистым сердцем? — спросил священник.
Я кивнула.
— Да. Добровольно и без принуждения.
Позади едва слышно скрипнула скамья — должно быть, Макс вздрогнул от моих слов. Я не обернулась, хотя больше всего сейчас хотела посмотреть ему в лицо.
— Хорошо, — кивнул священник. — Тогда спрошу тебя, Кристиан. Согласен ли ты взять в жены эту женщину, любить ее, заботиться о ней, быть ей верным?
— Да. — Голос Кристиана был полон такой искренности и такого тепла, что я невольно вздрогнула. — Да, я согласен. Инга, я всегда буду тебя любить. Я сделаю нашу жизнь самой лучшей.
Я улыбнулась. Не знаю, что сработало — драконье обаяние или необходимость держать лицо даже в такой ситуации, но улыбка получилась вполне милой.
— Твое решение принято добровольно, без принуждения, с чистым сердцем?
— Да, — кивнул Кристиан.
Теперь мы смотрели друг на друга, и я думала только о том, что невеста должна выглядеть счастливой, когда стоит перед алтарем. Что выйти замуж за самого богатого и влиятельного человека планеты — все-таки не самое страшное, что может случиться.
— Тогда перед лицом Господа нашего и свидетелей объявляю вас мужем и женой, — произнес священник, и по его знаку помощник вынес чашу с вином. Мы послушно сделали по глотку, и священник сказал: — Любите и будьте любимы, и пусть даже смерть не станет выше вашей любви.
Храм вдруг содрогнулся и с величавой медлительностью поплыл куда-то в сторону. А потом прохладные плиты каменного пола ударили мне в спину и последней мыслью перед тем, как потерять сознание, была: «Вот и все».
— Тихо, тихо, Инга. Все хорошо.
Кристиан гладил меня по щеке. Обморок медленно отступал, но глаза открывать не хотелось. Я прекрасно понимала, что не увижу ничего хорошего, а значит, и незачем выбираться из тьмы. Лучше остаться там.
— Все хорошо. — Судя по голосу, Кристиан улыбался и не скрывал своего счастья. — Все хорошо, все в порядке.
Я все-таки открыла глаза. Мы с Кристианом расположились на заднем сиденье большого внедорожника, за окнами мелькали деревья, и машина ехала по знакомой дороге домой. Венчание закончилось, мы уже были мужем и женой. Передо мной лежала новая жизнь.
— Я упала, да? — задала я на удивление глупый вопрос.
Кристиан обнял меня за плечи, поцеловал в висок и ответил:
— Это бывает, Инга. Женщины в твоем положении часто теряют сознание.
Я вздрогнула. Ужас, охвативший меня, был липким и ледяным, словно я рухнула в болото и пошла ко дну. На мгновение солнечный осенний день утратил все цвета и звуки. Мне казалось, что я повисла на тонкой нити над пропастью, и нить дрожит, готовая оборваться.
— В каком моем положении? — прошептала я.
Губы едва шевелились от ужаса. А Кристиан улыбался — он был счастлив просто до одури. Я и подумать не могла, что у него может быть такое выражение лица: какое-то очень светлое и детское.
Читать дальше