Рина Море - Огонь и Ветер [litres]

– Спасибо за беспокойство, – сказала я сухо. – Я должна иметь возможность защитить дочь, если что-то случиться. Ничего страшного, если придется за это заплатить.

Велан держал руку в кармане и кусал губы, будто не решаясь что-то сказать.

– Сибрэйль, я должен признаться. Я здесь не как обычно, а по поручению императора.

Я вскочила.

– По какому поручению?! Откуда он знает, что ты… Это ты ему сказал, где мы?

– Нет.

– Или он тебе?

– Да не знаю я, откуда он знает! Он просто вызвал меня и отдал это письмо. Велел передать лично в руки. Сказал, что я должен знать, где ты.

– И ты? Что-нибудь про Ардану?

– Ты думаешь, Его Величество со мной светские беседы ведет? Он ничего не спросил, я от удивления промычал только что-то вроде «будет исполнено в точности». Вот письмо, в общем.

Красная восковая печать. Его руки запечатали это письмо. Если бы не Велан, внимательно наблюдавший, я бы понюхала конверт. Срываю печать. Я даже не знаю, как выглядит его почерк. Размашистые, быстрые буквы, неаккуратные брызги чернил.

«Пятнадцать лет прошло, а я все еще помню тебя, шутиха. Первые годы мне постоянно чудилось, что ты стоишь за моей спиной, и я оборачивался с надеждой. Ты летала ко мне? Потом ощущение твоего присутствия исчезло, но тоска осталась. Это странно – такому занятому важными делами сагану, как я, тосковать по глупой шутихе, которая никогда не приносила в мою жизнь ничего хорошего.

Я женат. Наследнику четырнадцать. Недавно догромил Анман. Это самые важные новости за последние годы. О тебе ничего не знаю, кроме того, что ты жива. Не хотел даже слышать ничего о тебе.

Шутиха, пошути со мной еще раз. Вернись в Империю. Любви не прошу – просто хочу увидеть тебя еще раз и разочароваться. Убедиться, что ты была всего лишь наваждением юности. Потом сможешь уехать, если захочешь. Столица все так же красива. С родней своей встретишься. Я разрешу тебе не носить эскринас – давно разогнал к джиннам Жреческий совет. Возвращайся».

– Ты напишешь ему ответ?

– Нет. Мне нечего ему сказать. Но ты передай ему, если сможешь

– Что?

– Скажи ему, что еще слишком рано, но, может быть, однажды…

Холодные руки океана обнимают мои щиколотки. Рассвет только думает, рождаться ли. Океан тихо-тихо шуршит прибережной галькой. Он вскармливает в своем бездонном брюхе миллиарды серебряных жизней, он обнимает весь мир, он – тайна, которую мне уже не успеть угадать. Океан пахнет странствиями и дальними странами, солью разлук. Некогда манящий, теперь этот запах мне страшен. Я называю океан «мама».

Я знаю, что далеко-далеко за океаном, за синими степями, где уже горит яркий день, пожилая грустная женщина точно так же стоит на берегу маленькой шустрой речки. Ей не с кем говорить в этом краю – птицы разлетелись из тихого сада, слуги не знают ее языка, друга давно не стало. Она спрашивает: «А был ли кто-то?» Она научилась говорить с водой. Каждый день она приходит на берег маленькой шустрой речки, чтобы выговорить печали. От Империи ее отделяют месяцы пути. Пока дойдет мое письмо… Пока ненадежная деревянная коробка корабля донесет ее сюда.

Первый солнечный луч вспыхивает между небом и водой. Это единственный миг, когда океан может говорить. Я шепчу: «Имнас!» Но он уже давно не говорит со мной. Только ложится на воду красный луч, тянется от горизонта к самому берегу, похожий на гигантскую зигзагообразную руку, – и в лицо мне раздраженно летит пригоршня соленых брызг. Можно сказать, что это было просто совпадение.

– Ты каждую ночь приходишь сюда. Зачем? – спросил император за моей спиной.

– Уже ведь не ночь, – прошептала я.

Запах огня укутал меня одеялом защищенности. Авердан обнял за талию, притягивая к себе. По спине волнами побежали мурашки. Все как и двадцать лет назад. На рассвете мой мужчина обнимает меня на берегу океана. Это единственный миг жизни, который я бы хотела растянуть в вечность. Это единственное воспоминание, которое я прошу у каких-то неведомых божеств оставить мне, когда забуду и голоса, и лица, и былое, и несбывшееся.

– До утра еще есть время. Пойдем, – шепчет мой император лукаво.

Его рыжина густо разбавлена сединой. Морщинки вокруг глаз и в уголках рта, которые я люблю целовать. Обручальное кольцо на пальце, на которое не люблю смотреть. Что ж, императрице Кахалитэ не привыкать к изменам мужа. В конце концов, земное воплощение Богини – так меня теперь называют в Империи – не стыдно иметь даже и в соперницах.