Андрей Минин - Нулёвка

Рядом с теплицами стояла горка, которую поливали дети постарше. Скоро кататься будем!!! А чего? Мне четырнадцать. Иногда хочется… Все мужики дети! И в тридцать. И в пятьдесят.

На пороге меня встретил Аркадий Иванович, с бумагами в руках:

— Рад видеть вас дома господин Хан.

— И тебе не хворать. Что за бумажки, — кивнул я на его руки.

— Пока вас не было, вестовой приходил. Занёс подтверждение, что вам присвоили медный пояс. Вот! — Дал он их мне, — сияет, как начищенный пятак! Служить поясу, не то же самое что смерду одарённому.

Чудно, чудно. Всматривался я в сложный вензель на бумагах. В голове мысли так и зароились. Идея, всплывала одна за другой! Развернусь же я сейчас! Ферма — это только начало.

Оповещение об этом пришло ещё в полёте, но прочувствовал ситуацию я сейчас. Без бумажки — ты букашка! София, наобнимавшись с мужем, с негативом посматривала на Ао, что игралась в снежки с детьми. Шубка у неё короткая была. Попку видно.

— А можно ушки потрогать, — спросила кроха, полными непролитых слёз глазами. Как тут ей откажешь? Выстроилась очередь…

Пока все обнимались, знакомились и устраивались, меня ввели в курс дел. Ничего требующего внимания не произошло. Завтра в часть — сотнику доложусь и к тренировкам приступлю.

Мужики мои на поправку идут ходко, месяц, два и в поход пойдём. Зимой — то конечно это не принято, все по казармам сидят, да снег убирают, но мы не все. Самое оно будет под новый год травки собирать — вечнозеленые, под снегом. Силушку наберут! Может, и Деда Мороза встретим!

Некоторые считают его легендой! Мифом! Но, раньше и в русалок не верили. И в эльфов с гномами. Чем, чёрт не шутит?

— А какие у него конфеты должны быть, — причмокнул я, закатив глаза.

Решив отблагодарить своих работников, на выходных затеял праздник! Съездил с Мазаем в Хабаровск, выписав гусляров, циркачей, иллюзионистов и местную звезду. Певца — что поёт о родных краях, дружбе, любви и верности. Слышал краем уха его концерт, но тогда было не до того. Денег, было, не жаль. Я хоть и бережливый, но не жмот. Они заслужили! Пусть порадуются!

Вышло шикарно! Иллюзионист отработал каждую копейку! Везде снег стоит, а у нас бабочки разноцветные летают, крылышкам машут и на носы садятся. Скульптур ледяных наделали, подсветив изнутри зелёным, жёлтым и оранжевым. Олени, мишки, зайцы. Карета Золушки, которая была всегда занята. Там целовались парочки. Репу заколдовали так, что она летала над головами людей, дразня, и тем, кто успел подпрыгнуть и откусить от неё кусок, в руку падал серебряный! Весь посёлок сбежался. Даже беззубый дед, что вечно хает молодёжь, сидя на лавочке у своего дома.

Удалось переговорить наедине с Аотииль. Объяснился. Пообещала отстать, хитро постреливая глазками, указывая на карету. Сквозь уши прошло!

— Заведи себе кого — ни будь. Я не против! — Уговаривал я её, одетую в костюм ведьмы. Чулочки до середины бедра, короткая юбочка, топик — что не скрывал, а подчёркивал и остроконечная шляпка! Что она со мной делает??? И обниматься всё лезет! Холодно, видите — ли, ей! А кто почти голый тут разгуливает? И почему я глаз от неё отвести не могу???

— Я делом хочу заняться. Работать. — Протянула она просительно, повиснув на мне. — И ты мой хозяин! Я вся принадлежу тебе, — нашёптывала она в ухо, будто случайно пройдясь язычком по мочке.

— Ты ведь мастерица по вышивке? Вот и организуешь мне ателье, — поспешил я сбежать от интриганки.

Она видимо думает, что я не понимаю, чего она добивается? Думает влиять на меня и верёвки вить? Нет! Не получится… Просьбы её выполнить не трудно. Шубку там или сумочку купить. Но как только попробует, закрутить что посерьёзней — осажу жестко. Если не жестоко. Пусть знает место! В прошлой жизни не раз ошибался, давая слабину перед женщиной. В итоге — на шею сажались и ножки свешивали. Гуляли, пока я по морям ходил. Деньги зарабатывал!!!

Так — то она хорошая. Игривая просто. Шебутная. Одним словом — стерва! Да и ошейник раба не даст меня предать или обмануть. Или изменить! По факту — вернее её у меня и нет никого. Будет крутить интриги? Пусть… лишь бы они шли на пользу мне и моему делу!

Час ночи. Парочки разбрелись по углам. Слышатся стоны, смех. Детей уложили спать, а я сижу в теплице, любуюсь покрасневшими помидорами и зелёной гусеницей, что смешно пытается прогрызть в одном из них отверстие и грущу. Да… грущу…

Я, наконец, вспомнил, как умер. Шёл вечером до киоска за хлебом и услышал шум в подворотне. Любопытство кошку сгубило! Три лица непонятной национальности, разложили девушку, совсем соплюшку на помойном баке, стягивая джинсы, с аппликацией Микки — Мауса на них. Один рот зажимал. Другой руки держал. Из глаз малышки шли слёзы. Она скулила тихонечко…