Надежда Михайловна: Цветик-2 . Обычные судьбы

-Что ребята?

-Ребята твои с ума сходили от неизвестности, Витёк ваще пришибленный был, но как опять вчера орал в трубку, прыгал там, до потолка. А Авер был уверен, что ты непотопляемый, они там с Витьком заврались оба. Алюне-то как такое скажешь, даже мой безалаберный Доронин понял, что молоко может пропасть.

-Галь, Авер будет звонить, скажи, чтобы Наташу успокоил, а ты мне конвертов принеси и бумаги.

-Значит, будущую родню Наташа зовут? Вот и хорошо, - оба не слышали как вошла мать, - значит, сразу и порешаем, так сказать, быка за рога возьмем. Так, сынок, ультиматум тебе мой: как только выпишешься из госпиталя - женись немедленно и по возможности сразу детку родить!! Хватит мне такого удовольствия, не знать, жив ты или... - её голос сорвался, она глубоко вздохнула, и продолжила, - ещё... этот старый му... интриган переводит тебя в обычную часть. Вон, хоть в Коломну - там парашютная есть, я узнавала, и никаких, я повторяю, никаких командировок! Хватит мне мозги пудрить!

Ванька во все глаза смотрел на свою раздухарившуюся мамулю: -Мам, мама, я тебя так люблю! - выдал он, с нежностью глядя на неё, и Евсеевна жалко улыбнувшись, вдруг залилась слезами.

-Мам, иди сюда,- Ванька неловко обнял её, и она уткнулась ему в грудь:

- Паразиты вы с братцем! Сыночка, я же без тебя жить не смогу.

-Всё, все, мам, я же вот он, о, смотри, мой кореш проснулся! Юр, ты как?

-Нормально, здравствуйте, пить очень хочется.

-Ой! - мамуля мигом подхватилась и взяла с тумбочки возле капитана поильник. - Давай, миленький, я тебя попою, не переживай. Пусть рука твоя пока в покое будет.

Спасибо Вам! - напившись сказал вертолетчик. - Меня Юра зовут, а Вас?

На последней паре в аудиторию, где занималась Натахина группа заглянул Санька, оглядел всех и, увидев сестру, кивнул головой на выход. Побледневшая Наташка, еле шевеля языком, попросилась выйти. У неё разом начали отниматься ноги, она еле выбрела, как старая Богданиха в Медведке, которая пять метров шла пять минут. Санька сидел на подоконнике, а Наташка, собрав все силы, дошла до него, тревожно всматриваясь в лицо брата.

-Сеструх, ты чего, как старушка ковыляешь, чё болит?

-Сань, что?

-О, я дебил! Натах, жив твой Чертушка, жив. Позавчера вышли на дальний пост, совсем в другой стороне. Авер сказал, ранен, но, но, но, не падай в обморок, не тяжело, в бедро. Просто они там оказались без лекарств, воспалилось все. В госпитале он, в Москве, велел сказать, чтобы ты не волновалась, как выпишут - приедет! - присочинил про приезд Санька, видя, как бледнеет ещё больше и без того бледная сеструха.

-Натах, я... ты меня прости за тот срыв, война, она даром не проходит, - перевел он тему, стараясь, чтобы она не разрыдалась.

-Да я понимаю, - слабо улыбнулась Натаха, - вот и Ваня теперь воевать по ночам будет! - она как-то непонятно взглянула на брата. - Сань, я тыква. Только сейчас начинаю понимать, через что вы прошли с Авером, теперь вот и Чертов.

-А ни хрена, на то мы и русские, фиг нас сломаешь! - Помолчал, подумал... - Не всех, правда, есть и слабаки, и немало, но все равно, русский дух, он...

-Ага, могучий и вонючий, - добавила Натаха.

-Но, но, я попрошу... - заулыбался Санька.

-А что, не так? Вон, у нашего магазина в Медведке, постоянно, как бабка Богданиха скажет,'дюжеть духмяные мущщины стоять'.

-Так что, все нормально, жди теперь письмецо от своего амбала, а и сама отпиши, чё почём. Ему в госпитале, знаешь, как от писем полегчает?

-А я б и не сообразила? - всплеснула руками повеселевшая Натаха.

-Ну и хорошо, я побёг, от меня там поклон напиши, пусть не сачкует.

Санька чмокнул её в щеку и удрал.

А Наташка, придя в общагу, наплевав на факультатив, села писать письмо. Она как-то враз расписалась и опомнилась, когда за окном уже стемнело:

-Ничего себе, аж пять листов накатала. А, и пусть! - Шустро накинула куртку, сгоняла, опустила письмо в ящик и вздохнула:

-Живой!! Пусть даже и не сладится у нас ничего, все равно - живой!!

А живой держал лицо перед родней, а по ночам 'видел Америку', бедро как-то плохо заживало, перенёс ещё одну чистку, поматерился всласть, но стало полегче. После перевязок лечащий врач похваливал, дело крошечными шагами шло на поправку. У Юрки рука заживала веселей, но он волновался, сможет ли он летать после ранения, разрабатывал понемногу руку, много гулял, вызывая зависть у безногого, пока что, Ивана.

Нет он ловко прыгал на костылях, которые едва нашлись под его рост, но на улицу выходить не спешил- слякоть и начавшийся вслед гололёд не вызывали желания идти прогуляться.