Андрей Буторин - Мать-одиночка

И вот тут началось! Граф Энимор Лорсет принялся меня угощать. То есть, ему было пофиг, что у меня самой имелись всякие там жареные курочки, запеченные окорока, сырокопченые колбасы, пироги со всевозможными начинками, квашеная капуста и даже пареная репа (охренели? в дорогу?! узнаю, кто сунул, — убью!). Так нет же, у Эниморчика, само собой, и курочка была жареннее, и колбасы сырокопченее, и капуста квашеннее и даже репа па… (э! ты тоже охренел, товарищ граф?..).

Короче говоря, он стал за мной определенно ухаживать. Даже ничуть не стесняясь Виттора. Хотя, чего ему стесняться? У маршала невеста уже имелась, а у вымага — нет. И почему бы, вроде как, не?..

И, с одной стороны, да, его можно было понять. Но с другой… Я вот подумала: а если положа руку на сердце, между нами, девочками: на хрена я ему сдалась?.. Какая-то недомаженная атте. Ни кола, ни двора… Ну, симпатичная стала, это да — если уж честно, без ложной скромности. Но красоту на хлеб не намажешь, да и сколько таких красоток, поди, в Чареоне, да только в отличие от меня с приданым — хоть каким-никаким. А он все-таки граф! Влюбился? Не-а. Такие не влюбляются. А если и да, то не в атте без кола, без дво… Тьфу! Заело.

Ладно, его попросила баронесса. Но она что, попросила его жениться на мне, что ли? Она ему кто: мама-тиранша? Нет. Правда, он — как там?.. — ее тарре, обязан ей, в общем. Но ведь есть же, наверное, какие-то рамки. Да, она попросила его убрать меня на время из города. И он это делает. Тоже, кстати, как-то… Граф, крутой вымаг, и вдруг бросает все ради просьбы подруги и мчится на край земли — причем практически буквально. Странно все это, ох, как странно! Какой-то ты, Эниморчик, загадош-шный… Надо бы к тебе присмотреться и покумекать на досуге, чего ты вдруг стал в меня такой влюбленный. А пока… Ну ладно, угощай, коли так тебе хочется. Э-э! Только не репой!..

Перекусив, а точнее, обожравшись — я-то уж точно, — нас потянуло на разговоры. Виттор тоже поел, но не столь обильно, как мы, — у него и еды с собой почти не было, лишь что-то сушеное, вяленое, концентрированное — чуть ли не доширак, прости, господи. Мы предлагали свое, он вежливо отказался. А потом отдернул шторку и стал смотреть в окно — почти как в телевизор, не отрываясь. Ну смотри, вдруг футбол начнется. Кстати, а есть здесь спорт в принципе?

Это я и спросила у Лорсета.

— Спорт? — вздернул он брови. — В каком смысле?

— В прямом, — удивилась в свою очередь и я. — В каком еще смысле может быть спорт? А, или вы имеете в виду: любительский или профессиональный? Да хоть какой.

Нет, он имел в виду не это. Оказалось, у них в принципе нет спорта. И никогда не было.

— На то, чтобы выявить победителя, — сказал он, — существуют войны. Не хватало еще сражаться просто так, тратить силы впустую.

— Но это тренирует человека, — объяснила я. — Тех же будущих воинов. Они становятся более ловкими, более сильными, более выносливыми. В конце концов, наблюдать за соревнованиями тоже очень интересно.

— Интересно? Как подобные глупости могут быть интересными? Интересно развиваться, принося при этом какую-то реальную пользу, стремясь при этом не к бессмысленной пустопорожней победе, а к идеалу.

— Идеал! — хмыкнула я. — Не люблю я громких слов. Пустые они. Как мыльные пузыри: сверху красивые, гладкие, радужные, а внутри пустота. Чуть коснись его — он и лопнет. Еще и мыло в глаза попадет.

— Но позвольте, почему же идеал — это пузырь? — встрепенулся Энимор. — Я с вами не согласен, леди Золя.

— Хорошо, — кивнула я. — Тогда скажите, что такое для вас идеал?

— Идеал — это… — развел руками граф. — Это нечто недостижимое…

— Еще круче пузыря, даже лопаться нечему.

— Ну почему же, почему! К идеалу хочется стремиться, о нем мечтаешь! А разве можно мечтать о пузыре?

Я искоса глянула на Виттора, слушает ли он наш спор. Маршал слишком уж внимательно смотрел в окно. Ага, значит, слушает. Ну тогда пусть и ему будет интересно. Я решила слегка пошалить и, чуть прищурившись, но весьма невинным голосочком спросила у Лорсета:

— А вот, скажем, женщина может стать для вас идеалом?

— Конечно, — тоже стрельнув глазами по маршалу, слегка понизил голос граф. — Женщина для меня всегда идеал. Разумеется, не каждая, — обласкал теперь он взглядом меня, — но вы…

— Ладно, — не дала я ему развить тему. — И вот приходит, скажем, к вам домой такой идеал…

— Но как же можно? Как это — «приходит»? Приличная дама просто так, сама не…

— Тьфу на вас! — начала сердиться я. — Мы же об идеале, условно, а не о конкретной даме.