Анна Бруша - Некрасавица и чудовище

Вечером меня ждал самый странный пир, который только можно представить. В кухне торжественно горели свечи. В центре новенького стола стояло блюдо с запеченным пауком, обложенным его же собственными яйцами, которые Тереза тушила и парила целый день. Слуги почтительно поставили мне тарелку.

— Отведайте, — сказала кухарка с затаенной гордостью.

Я с тоской подумала о котелке с кашей.

— Эм… только если вы все разделите со мной трапезу.

Упрашивать дважды не пришлось. Оборотень молниеносно оказался за столом и потянулся к блюду.

— Имей уважение, — пробасил великан, усаживаясь.

Тереза ловко закинула мне на тарелку паучью ножку.

— Давайте я вам ее сломаю, госпожа, — предложил великан. — Больно твердый панцирь.

Раздался хруст. Мясо оказалось белым и ароматным.

Все уже ели, а я продолжала смотреть прямо перед собой и потягивать воду. Потом наконец решилась.

Тереза и впрямь приготовила монстра весьма недурно. Мягкое, чуть сладковатое мясо пахло травами. Если бы не вид блюда, его можно было назвать не просто съедобным, но и вкусным.

Темные внимательно наблюдали за тем, как я ем.

— Спасибо, Тереза, — сказала я, — вы большая мастерица.

Ведьма зарделась от удовольствия.

— Уверена, что хозяину замка такое кушанье пришлось бы по душе.

— Если вы любите охоту, то я приготовлю любую дичь. Все, что ни убьете, будет славно, — сказала кухарка и почему-то выразительно посмотрела на оборотня.

Он даже перестал жевать и поправил свой тулуп. Да, под таким взглядом кому угодно станет не по себе.

Я поднялась из-за стола.

— Вы ужинайте, а я продолжу работать над оживлением галки.

Почти бегом покинула кухню. Брезгливость побороть не удалось: паук не удержался в желудке.

Постепенно жизнь в замке вошла в некое русло. Великан носил огромные бревна из леса, складывал их во дворе, ловко обрубал ветки и снимал кору, что-то нашептывая деревьям. Иногда голос звучал ласково, иногда строго. Вопреки уверениям его матери, он все-таки владел какой-то магией. Потому что после слов дерево в момент высыхало и становилось пригодным для изготовления мебели.

Обычно Хок устраивался на солнышке и огромным ножом вырезал ножки и спинки стульев. В его руках дерево становилось подобно воску и принимало любые формы. Прихотливые завитушки, цветы и травы распускались на деревянных панелях. От того, что великан так быстро работает, мне иногда становилось не по себе.

Зато у меня появилось замечательное кресло.

Я расшифровала и прочитала заклинание, но деревянная игрушка и не думала оживать.

Хок только кивал и говорил:

— Все получится. Вы только пробуйте, пробуйте.

После чего строгал очередной стул.

Элис охотился и приносил в замок дичь, а в остальное время сидел в кухне и скручивал нить из паучьей пряжи. Получалось хорошо. Сначала Тереза его гоняла, но потом смягчилась, и оборотень занял теплое местечко. Даже спал у камина, согреваемый зеленым колдовским огнем. Мне начало казаться, что втайне суровая кухарка прониклась к этому парню симпатией. Иначе почему она то и дело давала ему лакомые кусочки?

Кстати, из паучьих ниток получалась отличная ткань: прочная, легкая и теплая. Хок не соврал, сказав, что может изготовить станок.

— Ну и ну, госпожа Магда, — удивлялась Тереза, — никогда не слышала, чтобы кто-то прял и шил из паутины.

— А я не знала, что пауков едят, — отшучивалась я.

Но главное, у меня появилось несколько вполне достойных платьев. Без разрезов.

Каждый день я ждала, что вот сегодня Моран вернется, но портал не подавал признаков магии. От этого становилось то радостно, то тревожно. С одной стороны, я хотела, чтобы маг вернулся, с другой — страшилась этого.

Как-то ночью мне не спалось. Я ворочалась, а потом вспомнила рассказ Элиса о девушке, которая стирает каждую ночь. Так что встала с постели, оделась и отправилась к реке.

По земле стелился туман, туфли сразу намокли, но я продолжала уверенно шагать. От реки ощутимо тянуло прохладой и свежестью. Шумели высокие травы, а над головой, в бархатно-черном небе, сияла бриллиантовая россыпь звезд.

Вскоре я услышала тихое мелодичное пение и пошла на голос. Блеснуло зеркало реки, и я увидела девушку в белом. Она сидела на камне и ожесточенно полоскала ткань. Волнистые волосы были распущены.

Я подошла поближе. Пение оборвалось. Девушка резко обернулась. У нее оказались невероятные глаза: огромные, мерцающие. Кожа очень бледная, словно прозрачная. Наверное, девушка была моей ровесницей, но выражение ее лица было таким, словно она несла всю скорбь мира. Девушка прижала к себе ткань, которую только что полоскала. Я различила темные пятна.