Анастасия Акулова - Замуж подшофе [СИ]

И всё же отец долго раздумывал, прежде чем решиться на этот шаг, потому что это означало бы страшный скандал и разрыв всех связей. Во-первых, развод в кругах знати впринципе явление крайне редкое, ибо браки в основном магические, ну и порицаемое. Особенно такое событие ударяло по репутации жены — её презрительно называли “брошенкой” и не звали замуж даже с большим приданым. Отцу пришлось заплатить огромное откупное и лишиться большей части своего благосостояния, но главной проблемой было всё же не это, а мамино происхождение. Она — фаон, потомок рабов. Как и я отчасти.

Когда-то наша страна была колониальной державой, которая со временем распалась на куски, но рабство на территории бывшей империи оказалось живуче. Его отменили совсем недавно по меркам истории — сорок три года назад, за двадцать лет до моего рождения. Естественно, общество не могло так быстро устранить все пережитки многовекового ярма, и слово “фаон” остаётся практически синонимом к слову “грязь”. Фаон могут быть только слугами, но теперь хотя бы получают деньги за свой труд. И тут — такое… Решающим фактором стала беременность мамы, и отец-таки решился на этот шаг. Всю местную знать его решение потрясло до основания. Конечно, он ведь променял “приличную женщину” и сына на грязную фаон!.. Не стесняясь, люди кидались в сторону отца ядовитыми плевками, а маму чуть ли не в открытую называли ведьмой. Бывшая жена картинно рыдала и воздевала руки к небу, а Джонатан возненавидел отца, порвав с ним все контакты сразу по окончанию школы. Но я родилась уже в законном браке, поэтому бастардом, не имеющим право на наследство и титул, меня уже никто назвать не мог. Юридически мы с Джонатаном имеем равные права и на то, и на другое. А вот на практике…

Вообще-то я долго обо всём этом не задумывалась. Что уж говорить, я про само существование брата узнала только когда школу заканчивала. Мне тогда, несмотря ни на что, очень хотелось с ним познакомиться, но все попытки пропадали втуне (он стал дипломатом и почти всегда пребывал за границей), и я бросила это гиблое дело. А так, в целом, до определённого момента наша жизнь была совершенно безоблачной. Я не переживала даже из-за своего мизерного дара, из-за которого надо мной любили издеваться в школе, и лезла из кожи вон только из-за врождённого комплекса отличницы. Аттестат с отличием и поступление в академию мне нужны были не как билеты в лучшее будущее, а для галочки, ведь у меня и так было всё для уверенности в завтрашнем дне. Хотя, конечно, с моим-то даром пришлось ооочень потрудиться, чтобы поступить, но я не особо переживала из-за этого.

А потом всё планомерно покатилось под откос.

После войны, которая наших краёв вроде бы не коснулась, в стране начался неурожай, голод и эпидемии. Цены резко подскочили, и многие предприятия в те годы обанкротились. В том числе и мануфактура, которая обеспечивала доходы моей семье. В отчаянии отец вложил последние средства во что-то явно неблагонадёжное, и прогорел. Постепенно наше поместье оставили все слуги, кроме старенькой Нэн, моей нянюшки, мы распродали всё ценное, даже землю по закладным, и остались нищими, как церковные крысы. В последний год обучения мне пришлось, наступив на горло дворянской гордости, устроиться на работу подавальщицей и посудомойкой, чтобы помогать себе и родителям, хотя это удвоило насмешки в мой адрес со стороны однокурсников. График с учётом учёбы тяжёлый, работа совсем непривычная и порой грязная, что для меня, доморощенной белоручки, поначалу казалось чем-то труднопереносимым, но ничего, привыкла. В какой-то момент даже снова начала надеяться со свойственным мне оптимизмом, что всё будет хорошо, что всё будет как раньше, а потом… потом папа погиб. Его клыками разодрал раненый кабан…

Последующие полгода были худшими в моей жизни. Скорбела и скучала по папе, которого очень любила, пережила предательство Кая… тьфу, то есть эрраРохана, утроившиеся после этого подначки однокурсников, завалы в учёбе и на работе, подготовку к экзаменам, угрозу быть отчисленной… Тогда осталось только два пути: удачно выйти замуж, пользуясь тем, что я всё-таки дворянка с каким-никаким даром, или стать компаньонкой для какой-нибудь госпожи.

С тех пор как одна надменная сволочь основательно проехалась по моим чувствам, я стала смотреть на любовь с долей здоровой… осторожности. Нет, я, увы, не перестала в неё верить, ибо, как и всякая барышня-дворянка, воспитана на любовных романах, которые вгрызаются в сознание похлеще грамотной политической пропаганды, к тому же имела перед глазами пример отца и матери, чьи чувства не угасали с годами. Но меня уже не перетряхивало так от мысли о браке по расчёту, напротив, это начало казаться неплохим выходом из положения, но тут нарисовалась другая проблема. В человеческом обличье.