Ольга Белова - 8848

Оставшись тет-а-тет с начальством, все еще не угомонившийся юрист продолжал метать перед директором юридические термины, рассказывая о том, что в договоре для заказчика все-таки есть одна лазеечка, а именно пункт 15.4! И будь Елена Сергеевна хоть чуточку юридически грамотной, она бы не преминула воспользоваться этой зацепкой. Юрист, конечно, эту зацепочку заметит, но в том-то и фокус, что к юристу она не пойдет. Откуда уж у Бубенчикова после десятиминутной беседы с Еленой Сергеевной появилась такая уверенность, остается загадкой. В каждой профессии — свои тайны.

Дмитрий Витальевич насилу отделался от нового сотрудника, нужно было ехать на объект. Хлопнув дверью и опять оставив в недоумении Елизавету Марковну, спустился на стоянку. Не успел дойти до своей машины, как наткнулся на блуждающую между рядами Елену Сергеевну. Женщина успела несколько развеяться и прийти в себя.

Директор остановился, хотелось как-то возобновить разговор.

— Так вы, значит, на Белогорской… обосновались?

Елена Сергеевна в несколько новом свете глянула на директора.

Дмитрий Витальевич был не красавец, в своем кабинетике, в окружении подчинённых, со всем этим директорским антуражем, еще так-сяк, но без этой поддержки, на голой автомобильной площадке, к тому же вдали от собственного авто, которое еще хоть как-то могло приподнять статус, Дмитрий Витальевич был, прямо скажем, не сокол.

Женщина едва заметно вздохнула, как когда-то говорила ее бабушка, с таким бы она не то что шашни крутить, на поляне бы одной не села… Бабушка часто оказывалась права, но она, видно, никогда не занималась ремонтом, а вот внучке пришлось.

Елена Сергеевна вспомнила о недоделках… Лампочки в прихожей так и висят на соплях, провода оголены, входишь в квартиру и не знаешь, пришибет тебя или нет…

— На Белогорской… — Женщина приветливо кивнула и поправила прядь, обнажив покрытое мягким пушком ушко.

Бабушка, может быть, ее бы и не одобрила, но ремонт-то доделывать как-то надо…

Выпустив изо рта кольцо дыма, Ник со скучающим видом проводил удаляющуюся от него вереницу. Публика, судя по всему, спешила на собрание, товарищи по-дружески подталкивали друг друга, не стесняясь в выражениях, бросали на лету хлесткие словечки, среди удаляющихся было несколько дам, затянутых в одинаковые узкие платья. Внешнее сходство платьев могло сбить с толку разве что новичка: дамы были совершенно не похожи друг на друга. Нику приглянулась та, которая замыкала вереницу — резкая, нахальная, крикливая, точь-в-точь как его Ирка. Молодой человек прислушался, удаляющиеся по-прежнему довольно бесцеремонно прикрикивали друг на друга, потом перешли на откровенную брань, только двое, отделившись от толпы, судя по всему, пытались направить разговор в конструктивное русло. В чем, собственно, сыр-бор, Нику разобрать толком не удалось, однако, кое-как слепив обрывки долетающих до него фраз, молодой человек с грехом пополам сообразил, что причиной раздора стала крышка от банки, в которой когда-то был вишневый компот. В воздухе растаяло еще одно кольцо дыма, прежде чем последняя ворона исчезла из вида. Ник придушил бычок, не без сожаления плюнул под ноги и поплелся в офис, сделав очередной неутешительный вывод: день ото дня количество доступного его пониманию стремительно неслось к нулю.

За рабочим столом Ник так и не смог окончательно избавиться от раздражения. Приземлившись в кресло-вертушку, он отодвинул кипу бумаг и нырнул в интернет, набив привычные шесть букв — «в-о-р-о-н-а». В строке поисковика только за последний месяц это слово выскакивало раз сто, но ему было глубоко наплевать, что кто-то это отследит и заметит в его лазании некую зацикленность, — мало ли кого на чем клинит. Сидящий рядом с ним Сиропов, к примеру, уже не раз попадался на просмотре за рабочим столом разного рода пикантностей — такой вот подпольный кролик с вострокрылой бабочкой. (Предпочтения и наклонности Сиропова остались бы его личным делом, если бы его монитор не был развернут к оконному стеклу. Темпераментный Сиропов не раз менял ракурс своего рабочего места, но передвинутый с вечера стол с утра принимал исходное положение: коллеги хохмили.)

Жизнь в пределах 200 кв. м офисного пространства шла по накатанной. Коллектив, в котором трудился Ник, был энергичным, продвинутым, единственным стариком считался начальник Борис Иванович, молодящийся, цветущий мужчина лет пятидесяти. Статус Бориса Ивановича был, несомненно, выше статуса любого из его окружения, однако в последнее время начальник, явно обеспокоенный естественным процессом окисления своего организма (а может, в силу каких других прибамбасов), был самым неспокойным, самым трепыхающимся, неугомонным и остро реагирующим сотрудником фирмы. (В жизни каждого человека наступает период, когда, как бы ни мохнатилась на затылке луна и ни поскрипывали коленки, он ощущается себя все таким же дерзким и резким.) Бодрящийся Борис Иванович спуску себе не давал, рвал где ни попадя пупок, пытался угнаться за подчиненными в плане освоения современных технологий, последним новшеством, с которым бодался начальник, была удаленная работа. Технологии не давались, но и Бориса Ивановича было голыми руками за жабры не взять. Смекнув, что с наскоку эту самую удаленку ему не осилить, Борис Иванович забаррикадировался дома, на первых порах выписал себе из офиса Никиту Комарова, офисного айтишника, и на короткий период превратился в самого въедливого и дотошного студента, которого только можно себе представить. Никитке, прямо скажем, поначалу пришлось несладко: шеф не всё хватал на лету. Однако и медведи ездят на велосипедах — постепенно птенец оперился, проглотил все тщательно пережеванные Никиткой знания и пустился во все тяжкие. После недели электронного молчания на офис обрушился шквал! Вооружившись новыми знаниями, начальник жал на все педали: устраивал видеоконференции, забрасывал подчиненных письмами с разных устройств, отслеживал статус сотрудников и даже пару раз влез в чат… Вместе с тем опыта пока не хватало, это чувствовалось — Борис Иванович как будто боялся во всех этих возможностях и интерфейсах что-нибудь потерять: телефонные конференции дублировались письмами, что-то тезисно заносилось в ежедневник, самое важное выписывалось на бумажечку и лепилось на край монитора. Не получив вовремя ответа на свои послания, Борис Иванович не стеснялся напоминать о себе повторными письмами. Обильный, нескончаемо идущий от шефа поток не оскудевал, отчего в офисе его вскоре так и прозвали — Спам. Прозвище прижилось, к потоку, исходящему от Бориса Ивановича, отношение было соответствующее.