Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 3. Исход [СИ]

Они спускались по винтовой лестнице, не зажигая факелы. Вокруг — тьма, на руках — тяжёлая ноша, но шаман шагал удивительно легко и ровно. А если это злой дух или демон? Если её снова обманут и всё будет ужасно? Да куда уж хуже! Она откроется, поверит в этот последний раз, а там будь что будет. Остальные от них уже отказались.

Со скрежетом отодвинулась массивная плита, дохнуло морозным воздухом. Метель немного утихла, только крохотные снежинки, сверкая в свете луны, падали с неба. Сугробы выделялись тусклой серостью на фоне ночной синевы.

Рядом стояли запряжённые коренастой лошадкой сани. Хорхор устроил Лайсве в кузове, укутав в мохнатые шкуры. Гед проснулся, она снова приложила его к груди в надежде, что он поест. Свистнул бич, сани тронулись, борта качнулись из стороны в сторону, заскрипел снег под полозьями.

Ледяное марево накрывало резкими толчками. Движения вызывали боль, по ногам текло что-то вязкое, похоже, кровь. Тело то горело, то стыло, отбирая последние силы. Куда и зачем снова надо бежать? Спасение — очередная пустышка. Миф о призрачной надежде оборачивался пеплом каждый раз.

— Держись! — позвал Хорхор.

Сани въехали под сень Дикой Пущи. Заповедный лес переговаривался таинственным шелестом. Сплетались покрытыми изморозью ветвями старые ясени, хрупал снег, храпела от жути лошадка. Со всех щелей мигали то ли колдовские глаза, то ли блуждающие болотные огоньки. Лесные твари чуяли гибель, ждали её, чтобы накинуться и попировать. Мучили жуткие видения: показались впереди врата смерти, за ними — ледяная преисподняя в наказание за всё, что Лайсве сделала и не сделала. Костянокрылый жнец так близко, уже занёс над её головой косу.

— Приехали, — прошептал Хорхор.

Гулко ударилась колотушка об тугую кожу бубна. Остановился круговорот жизни и смерти. Замерли сани, оцепенел лес, замолчали духи, жнец согнулся в поклоне.

Из-за сосен, опустивших к земле лапки под тяжестью снеговых шапок, вышло чудо. Невысокая и стройная, она ступала, не приминая глубоких сугробов. Мерцало под тонкой бахромой инея изумрудное одеяние, голову венчали оленьи рога. В глазах — голубизна заледенелых озёр. Бледные губы шевелились шёпотом листвы. Узловатые руки-ветви тянулись к Лайсве.

— Это Ягиня, младшая дочь матери-земли Калтащ. Она — владычица леса, что раньше простирался с востока на запад через весь Мунгард, от Полночьгорья до Восточного океана, — хрипел речитативом голос Хорхора. — Но люди вырубили лес, чтобы строить города, возделывать поля и топить печи. От её величественных владений остался лишь этот жалкий клочок, но и он погибает от рук охотников и лесорубов. Ягиня огрызается, пытается выжить, но сейчас это почти невозможно. Многие из богов и духов уже поддались ненависти и отчаянию. Мрак поглотил их. Ягиня ещё сопротивляется, но ей очень одиноко. У младших богов не может быть своих детей, поэтому она жаждет стать кормилицей для твоего. Прими её, и она спасёт вас обоих.

Лайсве потянулась к ней из последних сил. Ветви набухли почками. Из них выстреливали побеги терновника и обвивали её пальцы, переползали на ладони, запястья, тянулись к локтям и выше к плечам. Шипы впивались в кожу и разрывали умирающую плоть, больше и больше, пока Лайсве не спеленало плотным коконом. Во тьме листвы и колючих веток она задохнулась.

Очнулась Лайсве посреди туманного берега. Впереди серебром вилась неглубокая речка. На противоположной стороне клубилась молочная дымка. Распущенные волосы укрывали нагое тело, голые ступни утопали в росной траве. Сын дремал у неё на руках. Даже покинув лоно Лайсве, он остался неотрывной её частью.

Вода манила, звал обманчиво Тихий берег: перейди на ту сторону, дай покой уставшему телу и душе! Но Лайсве медлила, узнавая место из легенд. Обратной дороги уже не будет. Да и надо ли это избавление от боли? Болит — значит, живёт. Так говорил Безликий.

Зашелестел ветер. Лайсве обернулась. Сюда направлялся её двойник в одежде из дубовой листвы, сшитой сизыми паутинами с хрустальными каплями росы. На голове венок из одуванчиков. Где ступали босые ноги, проклёвывались васильки. Глаза-озёра смотрели на Лайсве. Она тонула в них, будто в омуте.

Затрепетали бледные губы двойника, но слова различались в шёпоте трав и стуке соков внутри деревьев:

— Прими меня, отринь страхи. Забудь горести, забудь всех, кто отверг вас, забудь полную несчастий жизнь, что не-жизнь вовсе, не та, которую ты заслуживаешь.