Андрей Астахов - След менестреля [СИ]

…Мне трудно вспомнить все в подробностях, но я попробую.

Это была ночь Бури. Той самой бури, которая сопровождала мое бегство из Станфорда. Святая Инквизиция разыскивала меня, и я бежал из родного города в страхе, в неведомое, спасая свою жизнь. Буря застигла меня по дороге в Дувр: ветер сбивал меня с ног, громы гремели над головой, как обличения Господа, молнии сверкали, словно меч палача, который ждал меня. Потом начался ливень. Дорога превратилась в море грязи, и я побежал лугами, стремясь найти хоть какое-то убежище. Так я оказался на берегу моря, хотя, как помнилось мне, бежал совсем в другую сторону.

Я смотрел на грохочущие у берега волны и чувствовал темный ужас. Сердце мое болело. Мне казалось, что все силы ада спущены с поводка в эту ночь. Воющий ветер сбивал меня с ног, соленые брызги с моря стыли на моем лице. Жуткое чувство безысходности владело мной. Берег моря был границей, за которую я не мог бежать, а позади меня была погоня. Я знал, чем все это кончится — церковный трибунал отлучит меня от церкви, а потом меня ждет казнь. Все это казалось мне ужасно несправедливым. Что я такого сделал? Я всего лишь сочинял песни, которые пел людям. Песни о том прекрасном мире, который я видел. Мире, где нет угнетения и войн, где люди свободны, где земля родит богатые урожаи, где искусства и науки не служат средством наживы, а приносят радость всем без исключения. Церковь сочла мои песни ересью, и вот я объявлен вне закона, на дверях церквей во всем графстве Кент висят прокламации о моем розыске, и если меня найдут…

О, об этом я даже не хотел думать. Я жалел, что когда-то принял решение покинуть Долину эльфов, волшебный Элодриан. Я совершил ошибку, за которую теперь придется расплатиться самой дорогой ценой…

Призрак появился на берегу внезапно, в тот самый момент, когда буря, казалось, ненадолго стихла. Возник из ночного мрака и двинулся прямо ко мне. Странно, но это не вызвало у меня страха. От призрака не исходил ужасный потусторонний холод, который сопровождает появление таких сущностей. Он был не ужасен, а печален. Его лицо было темным и скорбным, а глаза горели как звезды.

— Де Клерк! — сказал он, подойдя ближе. — Я искал тебя, де Клерк!

— Кто ты? — Я невольно отступил от привидения, прижав ладони к груди, точно боялся, что этот темный гость из загробного мира вытащит мое сердце.

— Я тот, кто был до тебя.

— Ты говоришь загадками. У тебя есть имя?

— Когда-то меня звали Томасом. Сейчас мое имя — Дух.

— Боже всемогущий! Я знаю, кто ты. Ты тот шотландский бард из дома Лермонтов, который заставил самого короля Александра плакать и смеяться. Ты был великим бардом.

— Я нес великое бремя, подобное твоему, мой друг. Нам выпала схожая судьба — мы оба увидели мир, который смертному не положено видеть. Я удостоился милости самой королевы сидов и стал ее возлюбленным. Но это не сделало меня счастливым. Увидев совершенство и красоту мира сидов, я еще больше возненавидел уродство и жестокость мира людей.

— Почему это случилось с нами, Томас?

— Я не знаю. Так распорядилась судьба, и роптать бессмысленно. Ты ищешь спасения от преследующего тебя Духа разрушения, я знаю. В такие минуты человек слаб и падает духом. Я хочу помочь тебе, ибо сам прошел через подобные искушения. Ты должен сделать выбор, Вильям.

— Какой выбор?

— Слушай свою душу, и ты поймешь…

Я не успел ответить барду — все вокруг меня завертелось, берег моря исчез, и я обнаружил вдруг, что стою под серым шотландским небом, затянутым морозными тучами, вокруг меня бескрайняя торфяная пустошь. В клочьях тумана прямо передо мной угадывались торчащие из земли каменные пальцы, древний языческий кромлех, камни которого были испещрены зловещими рунами.

— Иди вперед! — сказал мне Голос ниоткуда.

Я вошел в круг камней и сразу услышал музыку. Печальную и прекрасную песню, в которой перекликались флейта и фидель. Туманная пелена вокруг меня сгустилась в сияющую стену, и в ней, как в волшебном зеркале, я увидел картину, которая заставила мое сердце сжаться от боли и счастья. Я увидел мой старый дом, очаг, в котором горело яркое пламя. Мой давно покойный отец, молодой и красивый, сидел за столом и мастерил игрушку из куска дерева — это была игрушка для меня. У очага моя мать качала люльку и пела песню, которую я буду помнить всегда: