– Пёстрая крышка была нашим поздним творением, и отнюдь не новым. Я много думал после её создания, и лишь недавно понял всё. Что делать – порой, чтобы отыскать верную дорогу, приходится немало бродить вокруг, совершить в сотню раз больше шагов, чем вмещает сам нужный путь. Волшебная мельница, что была откована в Похъе, мыслилась мне доселе невиданным чудом, но на деле она всего лишь повторяла устройство этого мира.
– Я не понимаю!
– Тогда слушай.
Лучина догорала. Вяйнямёйнен прошёл по горнице и поставил на стол толстую свечу. В её свете могучая фигура чародея казалась ещё выше.
– В начале времён на земле не было ничего, – начал свой рассказ волшебник. – Самой земли не было – лишь бескрайнее холодное море во мраке предначальной ночи. Вышло так, что утка снесла яйцо; яйцо разбилось среди волн, но даже разбитое не пропало. Оно чудесно изменилось, подверглось превращению: из скорлупы вышли земля и небо – то, что позже ковал Ильмаринен, из желтка – солнце, и ясный месяц – из белка. Тогда же вышли звёзды и тучи, что ныне ходят по небу. Видишь, мой друг, одна вещь разбилась, чтобы дать начало многим другим. Заключенные в скорлупе чудеса разлились на просторе; только так возникает до сих пор невиданное.
Затем настало время первым мужам на свете созидать мир. Тогда Сампса Пеллервойнен – Сын поляны – засевал молодую землю деревьями. Он дал начало соснам и елям, берёзам и осинам, рябине и можжевельнику – всего не перечислить. Леса и рощи поднимались ввысь, и лишь один дуб никак не мог взойти. Многие трудились над тем, чтобы помочь ему подняться и увидеть свет: девы воздуха косили и высушивали сено, морской богатырь Турсас высек огонь, чтобы из сена получилась зола. В ту золу я сам положил заветный жёлудь. И дуб пробудился – начавшись с маленького росточка, он вознёс ветви к самому небесному своду и уже пытался превозмочь его. Хрупкая былинка обернулась могучим, горделивым и недобрым деревом; оно одно сумело вобрать в себя силу всей земли. От тени дуба-исполина на земле настала бесконечная ночь – ветви не давали прохода солнцу и луне.
Дуб казался несокрушимым, но тогда из моря вышел чудесный великан. Он срубил злое дерево, и его щепки, ветви и листья рассыпались по всему миру, и каждая из тех частиц, попадая в руки людям, становилась драгоценным подарком: кто уносил ветку – делался чародеем, кто срезал себе листьев – сказителем, третий вместе с жёлудем получал радость для сердца. Вновь единое распалось на части, наделив многих; тогда же впервые стало видно, что вся земная сила не должна собираться в одном месте.
Мы не думали об этом, когда спустя столетия взялись исполнять желание Лоухи. Поиск ответа на новую загадку так увлёк нас с братом, что мы позабыли об уроках прошлого. Нас вела жажда творения и великое любопытство – свойства, присущие любым творцам, наша сила и слабость. Ибо они помогают совершать чудеса, но они же ослепляют и не дают видеть тревожные знаки в начале пути.
Лоухи же чувствовала только жадность. Её Сампо создавалось из совсем малого, великое и щедрое росло из ничтожных семян – из конца лебяжьего пера, молока нетёльных коров, клочка овечьей шерсти да ячменного зёрнышка – а давать должно было вдоволь всяческих богатств, и давать бесконечно. Трудясь над Сампо, мы не раз видели знаки – огонь, дар божий, четырежды предупреждал нас об алчной природе нашей затеи, но мы пренебрегли знамениями.
И лишь спустя несколько лет поняли мы свою ошибку. Воистину, спешка не доводит творца до добра. Сампо щедро сыпало из-под своих жерновов хлеб, соль и золото для народа Похъи, но закон мироздания таков, что если где-то прибывает, значит, где-то исчезает столько же. В мельницу не подсыпали ничего, и она пустила корни в землю на девять сажен в глубину. Волшебная мельница подпитывалась соками земли, втягивала их всё больше и больше. И останься всё как есть, она втянула бы в себя весь мир с землёй и небом, солнцем и звёздами, людьми, животными и растениями, и обернулась бы тем самым яйцом, из которого некогда все это возникло.
Я говорил об этом Лоухи, но Хозяйка Похъёлы осталась глуха к моим речам. Сампо пришлось брать силой, и это положило начало вражды с народом Сариолы.
Поистине, алчность – негодное чувство. У мира бессчётное множество граней, он прекрасен в своей многоликости. И тот, кто не желает видеть этого и хочет от щедрот мира лишь пищи да холодного золота безо всякой меры, никогда не будет счастлив! – глаза Вяйнямёйнена гневно полыхнули в полумраке.
Читать дальше