Дмитрий Овсянников - Осколки Сампо [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Лопари! – загомонила дружина. – Это проклятые колдуны Турьи!

– Нет! – вскинул руку военачальник; мгновенно воцарилась тишина. – Лопарям подобное не по плечу. Следы оставили незваные гости из южных земель. Истинно! Ныне мы повернём вспять. Врагам не уйти от нашей погони!

– Исанто Варкас, – Мортту выступил вперёд, – как мы сумеем выследить их?

– Они здесь чужие и знают лишь одну дорогу, – ответил Варкас. – Ту, по которой пришли в Лаппи осенью. Свернуть в сторону для них значит заблудиться, а это смерти подобно.

– Нам следует послать гонца к эманте Лоухи, – решительно сказал Мортту. – Нужно усилить стражу на морском побережье, чтобы враги не ушли морем!

– Будь они налегке – стоило бы, – возразил Варкас. – Но мы справимся сами. Осколок Сампо – не соболья шкурка. Его не скрыть и не унести за пазухой, его тяжело нести. Его появление в людных местах – уже тревога, везущий его – вор, и должен заплатить жизнью.

– Гонец опередит воров! – упорствовал Мортту.

– И его слова повергнут в смятение жителей взморья! Зачем? Не стоит просить помощи там, где справишься своими руками. Мы настигнем их и принесём в Корппитунтури иную весть – уже отрадную. Эманта не оставит этот подвиг без награды. Нам ни к чему мешкать.

– Я сказал ещё не обо всем.

– О чём же ещё?

– О Тропе-над-Обрывом! Дорога через леса, о которой ты говоришь, не единственная, что ведёт к морю!

– О Тропе-над-Обрывом знает каждый похъёланин. К чему ты вспомнил о ней?

– Но о ней никто никогда не говорит! Немногие ходят по ней, никто не считает её дорогой!

– Потому что она негодная.

– Пропажа часто находится там, где её не ищут!

– Вот как! И откуда чужеземцам знать о Тропе-над-Обрывом?

– Исанто, дозволь мне вести погоню именно по ней.

Должность младшего вождя пристала бывалому воину, и многих удивляло, как Мортту удостоился подобной чести. Он смел и решителен, родовит, далеко не глуп, но молод. А молодость – дурное свойство для большого человека. При ней всегда горячая голова и невеликий опыт. Воин не должен возвыситься, не разменяв третий десяток, не вырастив воинами собственных сыновей. Но Варкас рассудил иначе, и неспроста.

Он давно обратил внимание на юношу и признал в нём молодого себя. То же честолюбие, та же жажда разбоя, то же стремление быть первым во всём. Помимо воинского ремесла Мортту осваивал чародейство; особенно увлекала его хитрая наука смены обличия. На него уже обращала внимание Лоухи – эманта благоволила молодому воину и не раз давала понять, что возвысит его, как только представится случай. Варкас почуял в этом пусть отдалённую, но всё же угрозу своему величию, которое он ревниво оберегал. Военачальник не понаслышке знал, как непредсказуемы милость и опала Хозяйки Похъёлы. Когда намёки Варкаса о незрелом возрасте Мортту пропали даром, он решил защититься иначе – согласился с эмантой и сам избрал Мортту своим помощником.

Теперь юнец, причинявший беспокойство, был всегда под присмотром. Варкас немало делал для того, чтобы привязать Мортту к себе и превратить его из возможного соперника в подручного. Поначалу это удавалось, но время шло, и Мортту начал проявлять своеволие. Он не боялся спорить с военачальником даже при всех, показывая недюжинный ум и упорство. Варкас скрывал клокотавший в душе гнев – сорваться на младшего было ниже его достоинства, а повода для расправы до сих пор не случилось. Поэтому военачальник умело притворялся наставником Мортту – терпеливым и снисходительным к горячему нраву юноши.

– Будь по-твоему, – коротко кивнул Варкас. – Возьми десяток воинов и ступай над Обрывом. В новолуние мы встретимся близ хутора Колменкиви.

Слева высились отвесные скалы, выше которых шумела тайга; вверх по склону уходило множество расщелин, заваленных камнями и поросших кустарником. Справа скалы обрывались в море, не оставляя ни единого уступа до самой воды, гудевшей далеко внизу. Узкая, едва заметная тропа, что извивалась над самым краем обрыва, опоясывала прибрежные кручи. Если бы кто-то взглянул с моря и увидел пятерых человек, шедших гуськом, и впридачу нагруженную волокушу, в упряжке которой шагал лось, он бы решил, что странный обоз ползёт вдоль по отвесному склону.

Тропу-над-Обрывом проложили в незапамятные времена – первые люди, пришедшие в Похъёлу, страшились её дебрей и не спешили заходить вглубь. Они старались держаться побережья. Тогда-то людям и встретился карниз над скалами, протянувшийся от южных границ Сариолы до самой Лапландии. Странники древних времён прошли его из конца в конец, но теперь их дорога пустовала – поселиться вдоль неё оказалось невозможно, а сойти к морю или устроить пристань для кораблей не удалось бы ни в едином месте. Зимой же тропа исчезала под снегом и льдом и не пропускала по себе никого крупнее горностая – только малые зверушки не рисковали тогда рухнуть вниз, столкнув своей тяжестью нависшие снежные шапки. Когда люди освоились в новом краю, они обжили похъёльскую тайгу и проложили сквозь неё немало троп на север, во владения саамов. С тех пор Тропу-над-Обрывом охраняло людское забвение.