Дмитрий Овсянников - Осколки Сампо [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– И хорошо придумано.

– Я одного лишь в толк не возьму – почему про одни неурядицы слагают руны, точно про подвиги, а над другими потешаются?

– Так ведь на одно и то же можно посмотреть разными глазами. А ещё разными ушами выслушать, да разными словами пересказать, и самому себе первому – так и выйдет разное про одно и то же.

– Это премудрости рунопевцев?

– Не только. Просто рунопевец о делах прошлого чаще других вспоминает и сказывает, и нелёгкое это дело, большого умения требует. Как ни поверни – тоже работа, тоже изделие, хотя в руки его не взять и в ларь не запереть. Сказитель не просто поёт да струны кантеле щиплет – через него люди былых времён с людьми нынешними говорят, знания свои передают да жизни учат. Услышать и понять их тоже надо уметь, а если это потом в жизни пригодилось, значит, не зря старался рунопевец. Если песня красивая да складная, радует людей и помогает им, то и запомнят ее надолго. А про неурядицы слушать интереснее всего. В них только самому попадать неприятно.

– Сказываешь ты складно. Только как славное дело с неурядицей не спутать?

– Славны те дела, что людям полезны. Они могут и громкими-то не быть, и получиться могут не сразу. Совершают их люди смелые да на подъём легкие, из тех, что готовы искать и находить небывалое. Нам с Тойво как раз такие товарищи нужны.

– Что вы затеяли-то? – оживился охотник.

– Что затеяли – в то на здоровую голову и не поверить. Ты о волшебной мельнице Сампо что-нибудь знаешь?

– Не знаю сейчас – узнаю вскоре! – весело ответил Кауко.

– Мы пойдем к побережью моря, во владения хяме. А дальше – видно будет.

– Пойду с вами. А чего мне тут? И лук крестовый с собой возьму, глядишь, сгодится! Только отдам соседу, что на скачках проспорил. – И, помолчав, добавил: – Долг платежом красен.

Уже больше недели прошло с тех пор, как Антеро и Тойво, поблагодарив гостеприимных саво, ушли из Савонкоти и направились в сторону морского побережья. Вместе с ними бодро шагал Кауко, весёлый и разговорчивый.

Десять лет назад Антеро шёл напрямик к морю, сейчас же он не искал короткого пути. Рунопевцу хотелось обойти как можно больше селений – так он надеялся поговорить со всеми встречными хяме. Поэтому дорога бесконечно петляла и кружила среди лесов, озер и болот, не оставляя в стороне ни одного хутора – хяме предпочитали жить уединённо, и дорога от дома к дому была неблизкой.

Однако здесь Антеро ждало разочарование – Тиэра не зря предупреждал его о немногословности хяме. Хозяева не отказывали в ночлеге и пище, но были необычайно скупы на слова и постоянно уходили от разговора. Расспросы, песни, забавные истории – все оказывалось не впрок: хяме как будто совсем не было дела до того, что происходит за ближайшим лесом.

На восьмой день путники вышли на лесную дорогу, плотно утоптанную множеством ног и копыт, с глубокими колеями от тележных колёс. По ней жители лесного края шли, ехали, перевозили грузы и перегоняли скот в многолюдные прибрежные селения навстречу купцам, приходящим из-за Варяжского моря.

Вскоре странники нагнали подводу, нагруженную брёвнами. Коренастый мужик в серой куртке и шапке-треухе погонял двух могучих волов, двое парней помладше торопливо шагали следом с топорами на плечах, третий – совсем ребёнок – сидел на подводе, свесив ножки, обутые в лапти.

– Доброго дня вам! – окликнул Антеро встречных. – Далеко ли до деревни?

Старший хяме медленно перевел на него тяжёлый взгляд.

– Свои дорог-гу зна-ают, – протянул он. – А чужака-ам она-а ни к чему-у.

– Что ж так неприветливо? – Антеро не хотел отпускать хяме без разговора. Тот наверняка исходил свой край вдоль и поперёк и мог бы поведать многое. – Мне всего и надо, что знать, куда дорога ведёт!

– Что есть путе-ей, все в Хяменлин-нуу [32] Грандиозное строительство, описанное в главах о хяме, от начала до конца является моей фантазией и не имеет ничего общего с реальной Хямеэнлинной – старинным городом в Южной Финляндии (чтобы подчеркнуть это, я изменил написание слова). Название переводится с финского языка как «Крепость хяме». , – медлительная речь считалась у хяме признаком степенства. Наиболее старательные умудрялись проговаривать подолгу каждое слово, чем неизменно смешили соседние народы.

На том и разошлись.

– Бор дремучий – помёт барсучий! – выругался Кауко. – Что за нелюдимый народ!

К вечеру путники дошли до ближайшей деревни – большой, не менее десяти дворов, с добротными домами и крепкими оградами – хяме по праву считались самым хозяйственным и работящим народом в землях Калевы. Но на каждом доме, на каждом заборе оставило свой тоскливый след запустение – как будто добрая сила, с любовью и заботой возводившая всё это, покинула деревню, оставив ее один на один со временем, и не осталось рук, чтобы защититься от медленного, но безжалостного разрушения. Кровли домов обветшали, изгороди покосились и во многих местах сверкали прорехами, доски, прибитые крест-накрест, закрывали ставни. Из-под крыльца крайнего дома выскочил заяц и серым шариком покатился через дорогу.