Андрей Фурсов - Мир «Игры престолов» — это мир подлости, разврата и жестоких пыток [«Игра престолов» как проект будущего]

— Если взять Средневековье как оригинал, то мы увидим, что практически все — от крестовых походов и поисков чаши Грааля до творчества Кретьена де Труа и миннезингеров — имело религиозную оболочку. Получается, что внехристианский мир «Игры престолов» — это даже не пародия на medium aevum, это антисредневековье.

— Я бы не стал преувеличивать религиозную составляющую тех же крестовых походов. Да, религия оформила крестовые походы, но при этом они решали две проблемы: из Европы выбрасывалась избыточная демографическая масса, одновременно удовлетворялась жажда пограбить и поубивать. Не забудем, что Европа XI–XIII веков по сравнению с утонченным арабским Востоком выглядела как варварский мир. Собственно, арабы, когда они впервые столкнулись с крестоносцами, так их и воспринимали — как дикую орду, которая пришла грабить развитую цивилизацию. И они были недалеки от истины. Так что я не стал бы называть «Игру престолов» антисредневековьем на основании того, что оттуда многое выброшено. С другой стороны, в мир «Песни Льда и Пламени» вставлено многое из того, чего не было в средневековом мире, — это уже упомянутый мною античный пласт.

«ОТЧАСТИ С ХРИСТИАНСТВОМ МОЖНО НАЙТИ ПЕРЕКЛИЧКУ РАЗВЕ ЧТО У ДВИЖЕНИЯ ВОРОБЬЕВ: ТАМ ЕСТЬ АСКЕЗА, ЕГО ВОРОБЕЙШЕСТВО. И ВСЕ ЖЕ ЭТОМУ ДВИЖЕНИЮ ДАЛЕКО ДО ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ ХРИСТА»

«В ФЭНТЕЗИЙНОМ ЖАНРЕ НЕТ НИ ДЕМОКРАТИИ, НИ ПРОГРЕССА — ЭТО БУДУЩЕЕ КАК ПРОШЛОЕ»

— Почему, на ваш взгляд, жанр фэнтези стал так популярен в последние десятилетия? Ведь еще на излете советского времени ценилась научная фантастика, читателей больше привлекали звездолеты и неизведанные миры, далекие планеты и некое неясное, но лучезарное общегалактическое будущее, а теперь вместо всего этого — темные века с убийствами и инцестом.

— Совершенно верно, причем пик научной фантастики (и советской, и западной) пришелся на 1960–1970-е годы. Однако в 1970-х годах этот жанр начал постепенно затухать и сходить на нет, уже в 1980-х на Западе начинает набирать силу жанр фэнтези. Конечно же, это неслучайно. Именно 1960-е годы стали пиком научно-технического прогресса в ХХ веке. К тому времени закончилась первая половина ХХ столетия, за эти полсотни лет было изобретено столько, что все казалось возможным, верилось, что прогресс будет нарастать по экспоненте. 1960-е — это мир безудержного социального и культурно-технического оптимизма. Человек полетел в космос, запустил искусственные спутники и задумался об освоении других планет. Но этот порыв человечества в будущее создавал определенную угрозу для власть имущих как на Западе, так и в Советском Союзе. И уже в 1960-е годы перед сотрудниками Тавистокского института изучения человека в Великобритании (причем по иронии судьбы он располагается в графстве Девоншир, рядом с дартмурскими болотами, где разыгрывалась мрачная драма «Собаки Баскервилей» Конан Дойля) была поставлена задача притормозить научно-технический прогресс путем внедрения определенных информационно-психологических и организационных моделей. В частности, стартовала работа по созданию молодежных и женских субкультур и движений (именно в это время как по заказу появились The Beatles, The Rolling Stones, стал развиваться экологизм, резко активизировалось феминистское движение).

Одна из главных задач, поставленных перед Тавистоком, звучала так: to stamp out the cultural optimism of the 1960s (искоренить, вырубить, вытравить культурный оптимизм 1960-х годов). А научная фантастика, особенно советская, безусловно, была оптимистической по своему настрою. Некоторые менее оптимистические ноты (не могу их назвать пессимистическими, но они выглядели более сложными, чем просто оптимизм) прослеживались у ряда писателей в соцлагере, в частности в книгах Станислава Лема (достаточно почитать его «Астронавтов» и «Магелланово облако»). Однако общий настрой советской фантастики до середины 1960-х годов был преимущественно оптимистичным — это видно и по творчеству братьев Стругацких, и по романам Ивана Ефремова. Но к концу 1960-х годов происходит перелом, причем на очень простом основании: номенклатура по корыстным групповым причинам отказалась от рывка в будущее и предпочла начать интегрироваться в капсистему. Наиболее проницательные наши фантасты интуитивно уловили этот поворот. Иван Ефремов пишет роман «Час Быка»(опубликован в 1968–1969 годах, отдельной книгой вышел в 1970 году), который по инициативе Юрия Андропова начинают изымать из книжных магазинов и библиотек — уж очень руководство планеты Торманс вышло похожим на советское Политбюро. На смену «Полдню…»Стругацких приходит «Улитка на склоне». Даже по знаменитому советскому журналу «Техника молодежи» это было хорошо видно: тональность публикаций меняется со второй половины 1960-х и в 1970-е.