Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

— А, опять птичка показывает коготки… Ну-ну. Тебе достаточно, а кому-то другому — нет. Есть только один момент, на котором игра заканчивается, Тааль-Шийи. Ты знаешь, какой.

Она вздрогнула, снова нарисовав в памяти Мельпомену. Интересно, бледная тауриллиан всё так же сидит под той ивой? Должна ли Тааль подойти к ней, когда покинет Храм?… Во имя ветра, вот бы нет — вот бы ей просто позволили уйти с Турием, встретиться с Гаудрун…

Но Тааль уже знала, что не позволят.

— Знаю. Смерть.

— Точно, — трещинки покрыли стеклянные стенки шарика; с коротким звоном он лопнул, и в пролившейся водяной струе возник дух — в умильном, знакомом Тааль облике пухлощёкого младенца. — Ты всё же поумнела — хотя лишь самую малость, надо признать… Рад тебя видеть.

Эоле покружил немного вокруг Тааль, разбрызгивая холодные капли. Она стояла, молча ожидая своей участи.

— Я пришла, как ты и просил, Эоле. Я выдержала испытания.

Дух подлетел и, совершив кувырок, щёлкнул её по носу; обречённо вздохнув, Тааль смахнула влагу с лица. Всё-таки насколько удобнее было с клювом…

— Весьма самонадеянно, Тааль-Шийи. Выдержала, конечно — в том смысле, что осталась в мире живых и не соскользнула на изнанку. Но в частностях… Могло быть и лучше, — Эоле укоризненно поводил пальчиком. — Ты сильно задержалась в Молчаливом Городе. Понравилось гостить у мёртвого волшебника?

Что ж, наверное, нет смысла спорить с очевидным (особенно если Эоле действительно так всезнающ, как утверждает). К тому же Тааль не стыдилась того, что привязалась к Фиенни; да можно ли вообще к нему не привязаться?… Дни с ним стали отрадой после тягот её пути — подарили ей отдых, которого ей, кажется, не найти ещё очень долго.

— Да, понравилось. Мастер Фаэнто стал моим другом.

— Ну ещё бы — он же сама мудрость и обаяние, насколько мне известно… Жаль только, что любил в своё время лезть туда, где смертных никто не ждёт. Потому его неугомонная душа и не может упокоиться до сих пор… На восточном материке сейчас идёт Великая война, Тааль-Шийи, и длиться ей ещё долгие годы — победят тауриллиан или проиграют, всё равно. А вызвал-то её, в конечном счёте, именно Фаэнто… Он первым из смертных за много веков достучался до тауриллиан, первым переплыл океан. И врата в Хаос без него тоже никогда бы не открылись.

Сердце Тааль заныло. Неужели в мире нет совсем ничего прочного и правдивого, раз даже на Фиенни лежит вина в таких ужасных вещах?…

— Я в это не верю.

— Ты не хочешь верить, — поправил Эоле, растекаясь лужицей по стене. В глаза Тааль бросились деревянные когти дракона в соседней нише. Странно, почему вдруг деревянные — у каменной статуи?… — Но тебе придётся. Иначе как объяснить то, что твой долгожданный Повелитель Хаоса — его лучший ученик?

Тааль вспыхнула. Как нечестно со стороны Эоле напоминать ей о видении, о той пещере — ведь он сам велел ей погрузиться «на самую глубину»! Ведь иначе она умерла бы…

Или нет? Или это был просто способ заставить её признаться, вовлекая в ещё более опасную игру?

— Он не «мой долгожданный», — сухо возразила она, оправив складки на одежде. — Я ничего не знаю о нём.

— А как же твои сны? Не из-за них ли тебя прозвали Шийи — «сновидица», о птичка?

— Я знаю лишь то, что это его магия создала разрыв в ткани Обетованного, и только ему же под силу его затянуть… Это всё.

— Всё? И ты не расспрашивала о нём зеркальщика? Не выяснила всё, что только могла?…

Тут Тааль вконец разозлилась. Почему это должно касаться кого-то, кроме неё самой — пусть даже атури? Почему она должна безропотно принимать это?… У Турия есть идеал свободы, у Гаудрун — смелость до безрассудства, а что у неё?

Турий говорил о вере, которая помогает сохранить себя. Можно ли назвать верой то, что она испытывает к Альену из-за моря? Тааль понятия не имела, как это назвать — и, если честно, ей совсем не хотелось допытываться.

Между тем деревянные когти дракона всё больше сбивали её с толку. На хвосте третьей статуи Тааль обнаружила гирлянду из листьев (она неприметно вилась по мелким зелёным камням, украшавшим чешую); из пасти четвёртой вырывался бронзовый язык пламени… Новая головоломка духов медленно прояснялась.

— Расспрашивала и выяснила. Только почему ты спрашиваешь об этом, о дух? Разве это как-то поможет закрыть разрыв или остановить Великую войну? — Тааль шагнула к дышащему огнём изваянию и дотронулась до «пламени» ладонью. Бронза была раскалена изнутри; от боли у Тааль на миг потемнело в глазах, но она стиснула зубы и не издала ни звука. — Думаю, нет. Но я знаю также, что Повелитель Хаоса уже на пути сюда. Если он придёт закрыть врата… — дождавшись облака жара, сгустившегося над статуей, Тааль отступила к другой нише. От одного её пристального взгляда — даже без прикосновений — деревянные когти с треском отделились от драконьих лап, подползли друг к другу и начали срастаться, образуя новую форму. Зрелище вышло не из приятных, хоть и не произвело на Тааль большого впечатления: она была слишком рассержена. — …то я помогу ему всем, чем сумею. Если же он, наоборот, окончательно впустит к нам Хаос и свяжет с ним тауриллиан… — покинув золотой хвост, гирлянда из листьев на глазах пускала новые побеги, пышно-зелёные и цветущие; воздух вокруг округлого голубоватого дракона с тонкой шеей скрутился в маленький вихрь; под последней статуей пришёл в движение постамент — запузырился, будто плавимое над огнём масло боуги. Тааль ждала, с чувством победителя вкушая многозначительное молчание Эоле. — …то мой долг — помешать ему всеми силами, и тогда я клянусь бороться с ним за Обетованное — то, что на востоке, и всё целиком, — пока жива. Но как бы всё ни сложилось, мне нужна ваша помощь, досточтимые атури. Без ваших советов я не добралась бы до края бессмертных и осталась бы «маленькой майтэ», как ты, Эоле, до сих обращаешься ко мне. Без вас и потягаться с тауриллиан я тоже не смогу. Появитесь же наконец и объясните мне, как помешать им исполнить задуманное!..