Наш счет вышел на семь тысяч мечей. Окажись у меня тогда, при штурме родового замка, время — не пришлось бы бегать по майорату, обрекая на смерть своих подданных. Майорат Вейа был бы готов выставить ничуть не меньше воинов — а теперь, после первого удара Хелла и нашего отступления, условия старались диктовать они. Я приказал, как только приехал, забрать в замок всех баб и детей, стариков и хворых — чтобы их не было видно от входа в долину.
Булькала вода, грелось масло, нагревалась смола. Жужжали точила, слышался по всему замку скрип натягиваемых тетив, постукивали древки копий и сулиц, охапками разносились стрелы, у камнеметов расположились стрелки. Драли чистые тряпки, варили зелья, травники просто сбивались с ног. Готовили подстилки для раненых.
Мирились, прощали обиды и прощались.
Отойдя на тысячу шагов от входа в ущелье, надрывались мои люди, копая длинные, глубокие ямы, убивая дно в них обломками копий, ненужными, поломанными мечами, просто заостренными кольями — неважно, сколько воинов Хелла и Радмарта влетит в них — нам надо было как можно сильнее сократить разницу в мечах. Любой ценой. Чуть дальше — для тех, кого минует кол на дне ямы, заливали поле варом — он вспыхнет, когда придет время. И еще…
Это был очень лукавый приказ. Коварный приказ Дороги. «Я жду любого, кто в состоянии натянуть тетиву, отличает стрелу от меча, или в состоянии спустить крючок самострела. И не боится умереть».
Лукавый приказ. Через несколько минут, помимо воинов и вооруженных захребетников, помимо основного войска Дороги, перед ним стояло около восьмисот детей, девок, отроков, стариков, баб и прочих, кому не было завтра места в сече. Вот тут-то и наступила основная трудность: умереть не боялся никто, но вот натянуть тетиву…
Отобрать удалось около четырехсот человек. Они тут же, по ночной заре, ушли — под предводительством десятка опытных воинов. Они засядут почти над входом в долину — в скалах. Детям — отрокам и отроковицам — проще оседлать скальные седла, проще спрятаться, но труднее ждать и сделать все вовремя. Поэтому с ними ушли матерые рубаки, способные сами справится с командованием и не нуждавшиеся в понукании.
«От вас требуется одно — стрелять. Стрелять без перерыва, когда придет ваш срок. Ваша главная цель — оборотни Радмарта. Убивайте их. Только их. Остальных — только если она полезут к вам, на скалы. Убейте как можно больше серошкурых. Усейте ими поле, стрелки герцога Дороги. Но помните — того, кто покажет, что он в самом деле, дите — неповиновением, торопливостью или страхом, я прикажу казнить после боя. Во всем слушайтесь старших — ваших полусотников. Идите и да пребудет с вами удача».
Спустить тетиву может каждый из них. Оборотней около тысячи, может, тысяча с небольшим — четыреста попаданий — хорошая работа. А если больше? Об этом можно только мечтать. Когда оборотни поймут, в чем дело, на скалы бросятся все. После этого про стрелков можно забыть. Но если все пойдет, как я хочу — то оборотням и воинам Хелла будет не до них — им надо будет, как можно скорее, выйти из-под обстрела и встречать войско, которое побежит от замка на них — с тяжелой пехотой во главе и с сотней всадников. С сотней и еще одним — мной. Больше нам не на что надеяться. Обстрел с тыла, атака, ловчие ямы, вар на поле и сшибка, а там уж, как получится. Так как придется оставить часть войска в замке — чтобы было, куда отступить, если придется и если останется, кому.
Меня беспокоили волки Радмарта. И почему-то то и дело всплывала оборотниха, крутящаяся в родовых муках. И то, что она родила Радмарту еще одного воина. Я не жалел, что не убил ее, не хотел вернуться в тот момент и все же убить, но воспоминание о ней не оставляло меня. Чаще этого я думал лишь об оборотнях Радмарта. Для старших нужно особое оружие. Но старший там только Радмарт. И еще — меня жгло воспоминание об убитом ни за что Фир Дарриге — благородном, маленьком сиде в красной курточке, который так хотел поселиться в моем погребе… Я не сгоряча посулил натянуть десять барабанов шкурами волков Радмарта — я натяну их, даже если барабанить придется мне одному. Во все десять.
— В общем, так, — подвел я общую черту, когда работы были завершены, воины накормлены и отошли ко сну, заняли позицию лучники и ко мне в комнату пришли их сотники, десятники, старосты — все, кто распоряжался ими, под водительством начальника гарнизона. — Как только последний обозник войдет в долину — вы — я кивнул главе стрелков, сидевших над входом в долину — начинаете бить. Залпами. Не останавливаясь. Быстро вас оттуда не снять. Заставьте их досыта нажраться ваших стрел и болтов. Не спускайтесь вниз до моего приказа — или пока Замок Совы не загорится, побежденный. В долине вас просто перережут. На скалах от вас куда больше проку. Вы, — я указал на главу тяжелой пехоты, — бежите за мной. За конницей. Строем. Клином. Свиной головой. Больше крика, больше грома — нам надо если не напугать, то приободрить Хелла и Радмарта — хотя, после стрел в зад, бодрости будет хоть отбавляй. За ними пойдете вы — я кивнул сотникам легковооруженных воинов. Странно, что они просто не сели у долины осадой. Там было бы безопаснее ждать, пока голод не выкурит нас из долины. Не сглазить бы, но похоже, что они настроены все сделать быстро. То, что Хелла спятил — понятно. Но что с головой Радмарта? Ненависть к людям затмила его разум? А Советующий? Неужели они не понимают, что мы просто вынудим их сражаться, — подымаясь вверх по долине — если они не хотят попасть под молот, будучи прижаты к скалам? Кстати, это мы и должны сделать в конце — загнать их снова под стрелы и раздавить о скалы тех, кто останется. Радмарт и Хелла, думаю, будут искать моей головы сами. Ничего. Я буду рад повидаться с обоими. Я не настаиваю на пленении кого-то из них, или их воинов. Ни к чему. Надо раз и навсегда отучить соседей думать о майорате Вейа как-то иначе, нежели как о строгом соседе. Конница идет луком — обращенным в долину. Того, кто осмелится сломать строй или обогнать меня, я повешу на воротах за детородный уд. Когда они будут здесь? — я спрашивал молчаливого наворопника.
Читать дальше