Александр Ледащёв - Редхард по прозвищу Враг-с-улыбкой [СИ]

— Прыгай в седло, мелочь, — усмехнулся Редхард, неспешно стирая кровь с клинка. Так же неспешно он зарядил снова «огнебои» и сказал: «Поехали отсюда. Они голодны, не будем им мешать». «Ты хочешь сказать, что они придут… Придут за трупами своих товарищей?» — удивилась слегка Ребба. Она знала, что беглые рабы едят людей, но думала, что только тех, кого поймают, не своих. «Я это уже сказал. Они придут. У них нет товарищей, у них есть стая, а в стае это нормальное положение вещей. Вряд ли они еще умеют толком разговаривать. Мне жалко их».

Они тронули коней, перешли на широкую рысь и вскоре рабы в самом деле появились на тропе, спешно подбирая тела и отрубленные куски погибших рабов. Раненых, которые все же были, добивали. Затем начался кровавый пир, вызвавший бы восторг у любого вурдалака.

Редхард и Ребба постарались как можно больше проехать в тот день и ночевали на сей раз в редком перелеске.

Отдыхая от ласк Редхарда, Ребба привычно свернулась на плаще, положив голову на колени Врага-с-улыбкой, а тот курил, молчал, смотрел в огонь, машинально перебирая черную гриву распущенных на ночь (днем она убирала волосы в косу) волос. Она знала, что он сейчас заговорит — знала, потому, что он слегка поджал нижнюю губу и коротко, резко выдохнул.

— Знаешь, — заговорил Редхард, — когда-то мой друг, Ролло Огонек, рассказал мне: «Я когда-то был женат. Долго, для меня — очень долго. Я не ценил в ней то, что надо было ценить, и не прощал того, что надо было прощать. Именно так я и убил возможность начать все сначала, когда мы расстались. Убил в ней свою женщину, а это хуже всего — убить в женщине то, что делает ее твоей, а ее жизнь — тобой. Я сделал это… Я потерял ее. Более глупой потери не было в моей жизни. И такой женщины у меня никогда уже больше не будет. Если когда-нибудь ты поймешь, что та, с которой ты засыпаешь, боится тебя разбудить, не повтори моей ошибки. Такая стоит всего». Я спросил: «Даже войны?», зная, как относятся северяне к войне. Огонек ничего мне не ответил, только хлопнул меня по плечу. Но в глазах его, обычно просто мрачных, я увидел такую волчью тоску, какой никогда не видел и понял ответ.

— У тебя были достойные учителя, — помолчав, сказала Ребба.

— Да. Их было всего двое, но ни у кого в мире, даже у тех, кто в состоянии нанять сотню учителей, не было и не будет таких, какие были у меня.

Странное дело! Негласно они договорились с Реббой, а вернее, так выходило само собой, не то, что не напоминать, что Редхард убил родителей Реббы, а Ребба, по сути, изуродовала его, обратила в чудовище и убила Огонька, а даже не вспоминать про это. Это было — и все. И не лежало черным камнем на их дороге.

— Спи, — негромко попросил Враг-с-улыбкой, и Ребба поняла, что любимый ее хочет побыть один. Очень скоро она засопела и Редхард, если бы мог, улыбнулся бы своей старой, молниеносно пролетавшей по его лицу, чуть грустной усмешки. Но теперь он и так всегда улыбался.

Все возрастающая зависимость от присутствия Реббы в его жизни, беспокоила Редхарда. Воплощенная свобода, он словно попал в какой-то сладкий, дурманящий плен, из которого, как он чуял, непросто будет выбраться. И все чаще мелькало в его голове пораженческое, как ему казалось, нежелание из этого плена выбираться.

— Чего ты хочешь? — спросила Ребба на следующей ночевке. Редхард повернул к ней свое ужасное лицо и ответил: «Невозможного. Оставаться собой, не теряя при этом тебя». Ребба улыбнулась, заласкалась, как кошка и разговор прервался. Но ночью, сквозь сон, Редхарду показалось, что она плакала. Тихонечко и безнадежно. Не было смысла стараться ее успокоить, плач этот был тот, каким оплакивают несбыточное, но бесконечно желанное, то, что сейчас ты держишь у сердца, но что в самом скором времени обязательно уйдет.

Он заснул и видел во сне Ролло Огонька. Тот сидел за бесконечным пиршественным столом, в компании таких же суровых северян и поднимал огромный кубок, обращаясь к кому-то, кто сидел во главе стола. Редхард успокоено вздохнул во сне и проснулся.

Утром свершилось чудо — Редхард встал раньше своей женщины и отошел к бежавшему неподалеку родничку умыться и попить. Тут — то и началась.

Пахнуло ужасной вонью, мозг не успел еще дать определения происходящему, как руки Редхарда бесполезно пробежали по планкам корсета — на нем не было сбруи, он вообще был безоружен, на нем были только штаны, сапоги и корсет. И все.

У него не было при себе ничего против бежавшего рысцой к свернувшейся в клубок Реббе, шайтара. Эти твари не делали разницы для охоты, для них одинаково годилась и ночь, и полдень. Все. Еще несколько прыжков — и вопрос, что делать дальше, разрешится сам собой.