Александр Ледащёв - Редхард по прозвищу Враг-с-улыбкой [СИ]

Никто уже не рвется поквитаться с Врагом, они уже признали поражение, они просто спасаются. Лавой кидаются вслед за старой ведьмой на метлах, кидаются в окна, рекой кидаются мимо Редхарда к выходу, спешат, с мешками на спине, не в силах бросить добро, коротконогие дверги, мечется по залу обезумевший, выбравшийся из катакомб, шайтар, кидается на какого-то бледного юнца (или не юнца, кто тут разберет), одурев от рева огня и откусывает тому голову.

Редхард наискось прорезает толпу, раздавая бессчётные удары направо и налево, убивая, убивая, наконец-то убивая тех, кого он и должен был убивать, убивая, чтобы чуть легче жилось тем, кого недавно его убивать заставляли — людям. Маленьким девочкам. Бездетным парам. Старикам-солдатам. Всем. Кроме этих тварей. Зал напоминает бойню, поняв, что путь Редхарда, чуть замедленный их рекой, идет в конюшни, дико завывая, нежити и нечисть толпясь, давя уже друг друга, кусаясь, царапаясь, выдавливая соседям глаза, рвутся уступить ему дорогу.

На каменном полу диким смерчем стали и серебра танцует Редхард, Враг-с-улыбкой. Ревет пламя, ревут голоса, воют жуткие твари из катакомб, а кровавый фонтан вновь и вновь взлетает над толпой.

Редхард змелюдь. Враг нежити. Враг-с-улыбкой.

В конюшню он сошел уже попросту неспешно. Все было сделано, а пожар до конюшен доберется еще не скоро. Конюхи, простые люди, не нежить. Редхард успевает остановить удар прямо надо лбом одного из них. Они тоже в панике, но кони! Бесценные кони! Доверчивые, верные, честные твари, вся вина которых в том, что их заставляли служить не тем.

— Выводите коней из конюшен, — взревел Редхард, — я не трону вас! Только не трогайте моих! — И застывает на ступеньках, пока умельцы-конюхи, свистом и пришептываниями успокаивая скакунов (с кем поведешься…), выводят их в Веселый Лес. Спускаться туда просто нельзя — затопчут. Кованые копыта скакунов пробьют и его недоступную для ведьм, плоть. Не горим, успеется. Точнее, усмехнулся он, как раз горим, но успеется все равно.

Конюшня опустела. Он переводит дыхание и неспешно идет к станкам, где стоят его кони. Подходить к ним змелюдем нельзя — обезумеют. Он снял с ошейника корсета свой, да, теперь уже свой амулет и почти успел надеть, как чья-то изящная фигурка отделилась от станка, где стоит его заводной конь для перевозки груза. Чья-то, как же. Ребба!

…В конюшне, возле его лошадей и сумок, стояла Ребба. Она не убегала и, судя по всему, не пряталась.

— Поди прочь, я не хочу убивать тебя, — бросил Редхард. Ребба отчаянно замотала головой.

— Как знаешь, — пожал плечами змелюдь, делая шаг вперед.

— Сперва выслушай, потом убей, — прошептала ведьма. Тоска и ненависть отражались на ее лице. Погони Редхард не боялся — желающих, скорее всего, просто не найдется.

— Говори, — прошипел он.

— Когда-то, несколько лет назад, ты нашел и сдал для публичной казни моих родителей, — прошептала ведьма.

— Это моя работа, — равнодушно бросил Враг-с-улыбкой.

— Да, ты охотник на ведьм. А я ведьма. Я стала ведьмой, сила родителей, сгоревших на сельской площади, стала моей. Я нашла Дом Ведьм. Все, чего я хотела — это отомстить. Но, прежде, чем я нашла Дом Ведьм, я несколько лет моталась по Черной Пади, узнавая о тебе все, что только можно было узнать. Это я надоумила Удольфу взять Огонька. Я надоумила ее убить его. Я, именно я, хотя Удольфа и думала, что все решает она, заставила бургомистра выписать тебя сюда. И я же подготовила тебе встречу и шайтара. Я предложила изуродовать тебя. Эти годы я жила тем, что ненавидела тебя. Каждый миг. Ненавидела, когда искала сведения о тебе. Ненавидела, засыпая. Просыпаясь. Ненавидела, когда ты шел в Дом Ведьм, пока сидел в каземате… Я так сильно ненавижу тебя, что… Люблю, — прошептала Ребба и настоящие слезы ненависти и растерянности покатились из ее странных, фиолетовых глаз, — люблю тебя и не знаю, что делать теперь.

Никогда в своей жизни не слышал Редхард слова «люблю», обращенного к нему. Что-то новое, незнакомое ему, шевельнулось в его, как ему казалось, давно мертвой и освобожденной после мести за Огонька, которой он жил, душе.

— Что мне делать, Враг-с-улыбкой? — в отчаянии прошептала Ребба. Редхард молча надел амулет, не отвечая Реббе, прислушался к себе. Амулет он одел с закрытыми глазами, до последнего не веря в свое счастье. Спина заныла. Все. Победа. Реббу он не побоялся бы и в человеческом обличье, которое в тот миг вернулось к нему. Хлебнул, словно поднял заздравную, из фляжки.