Руслан Агишев - Обрести силу [СИ]

Несмотря на почти скрывшееся за горизонтом зимнее солнце, лежавший на ветвях деревьев и почве тонким слоем снег делал сумрачный овраг чуть светлее. На его самом дне, чтобы не было заметно с торгового тракта был разведен небольшой костер, вокруг которого тесно прижавшись друг к другу корчилось около десятка оборванцев. Еще почти столько же от усиливающегося к ночи мороза пряталось в утлых шалашах — нескольких кривых загогулин, плотно накрытых широкими еловыми лапами.

— Жрать охота, мочи нет, — уже в который раз прогундосил мелкий со сломанным носом мужичонка, кутавшийся в потрепанную шубу, явно с чужого плеча. — Вона как пасть сводит, — он жалобно раскрыл рот, показывая как ему худо. — А?!

Греющиеся у костра и корчившиеся в шалашах оборванцы были одной из банд, которых в связи с надвигавшейся на эти земли войной во множестве здесь развелось. Тут были и нищие из соседнего города, и обобранные до последней нитки своими же хозяевами крестьяне, и несколько стражников местного барона, и даже самый настоящий аристократ. Последний и был в этой шайке заводилой, а также владельцем единственного меча — широкого полуторника и черного жеребца с точеными ногами.

— Сдохнем ведь здесь от голода, — все ни как не унимался мужичок, продолжая гнусавить и в тоже время жадно посматривать на стоявшего у дерева коня. — А в нем вона сколько мяса… А мы никто не жрамши сколько ден-то…

Тот же, кому и был адресован этот жалобный то ли плачь то ли стон, лежал спиной к дереву на толстой медвежьей шкуре и в ус не дул. Его совсем не трогали эти призывные мольбы и напрасные кривлянья быдла, с которым его временно свел случай. В этот самый момент виконт Жюль, один из младших сыновей чрезвычайно плодовитого барона Типрского, обдумывал свой дальнейший путь. Однако, жизнь, сделав очередной поворот, внесла свои коррективы в его судьбе…

Неожиданно откуда с верху на их головы посыпался куски подмороженной земли и сразу же раздался свистящий шепот.

— Едут, едут! — возглас буквально взорвал их замерзающее царство. — Тама! Цельный караван! Кажись возом пять видел!

Вскочивший с места виконт быстро понесся к своему коню, по пути дав сильно пнув какого-то замешкавшегося бродягу.

— Берите свои дубины и ждите их у поворота! Дорога сворачивает там к реке. Около валунов спрячьтесь, — с коня раздавал он указания, переминавшимся от нетерпения разбойникам. — Сейчас уже почти стемнело, никого не должны заметить… Я с хвоста зайду…, — он с сомнением разглядывал толпившихся возле коня горе-воителей, сжимавших в руках узловатые дубины, отломанные куски кос с деревянными ручками и даже заостренные колья. — Все ясно? — самый мелкий и как оказалось, самый сообразительный тут же быстро закивал головой, а вслед за ним подключились и остальные. — Хм… А… Черт с вами! — махнул он рукой. — Валите на место!

Овраг, в котором они отсиживались последнюю неделю, был удобным местом, где они отсиживались после мелких грабежей проезжавших путников. Примерно через пол лики он выходил аккурат к торговой дороге, чем обычно и пользовался виконт, нападая на своих жертв с тыла.

— И кого же нам послали Боги? — негромко бормотал Жюль, стоя за несколькими толстыми стволами деревьев и пытаясь хоть что-то разглядеть в надвигающейся темноте. — Проклятье, темно! — одной рукой он крепко держал поводья, а второй осторожно гладил коня, успокаивая его. — Стой, стой… Это я не тебе… А, вот они!

Из темноты, словно из серо-черной пелены, показалась лошадиная упряжка, которая довольно бодро тянула здоровенную повозку. Жюлю, на землях отца чего только не повидавшего, она здорово напомнила гномьи передвижные дома поистине исполинского размера.

— Еще одна… Третья, — вслед за первой показалась вторая повозка, которую уже тянула квадрига из невысоких мохнатых лошадок, а за ней и третья. — …

Правда, приглядевшись (прятался буквально в пяти — шести шагах от дороги), он с трудом, но разглядел в надвигающейся темноте некоторые отличия. Повозки все же оказались не такими огромными. Примерно, с всадника ростом, как он прикинул. Но главное, на что он обратил внимание (это сразу же бросалось в глаза), обтянутые тканью фургоны, такие тяжелые и массивные на вид, двигались удивительно изящно и мягко. «Чертовщина какая-то…, — бурчал он, успокаивая коня. — Словно плывет». В тиши зимней ночи не было слышно ни адского скрипа тяжело груженых телег, ни притирающего скрежета деревянных колес и осей.