— А-а-аа…, — Сатор Сказочник, прозванный так за знание бесконечного числа баек, легионер первой линии, со стоном вытянулся на спине. — Убил бы этого изверга… Проклятье! Новенький, скотина… за тобой должок, — тот самый шаморец, что выронил пику, валялся на земле чуть дальше. — Если бы не ты, вся турия уже бы валялась около костра и жрала свою похлебку… Слышишь?
Однако этот разговор получил продолжения лишь после ужина — густой похлебки, щедро сдобренной мясом и луком.
— Это место Крута, — подходя к костру, вокруг которого развалился на шкурах его десяток, Сатор пнул того самого легионера. — Пошел отсюда! — навис он над незадачливым шаморцем, занявшим в турии место павшего в бою. — Глухой? — он снова пнул его, но промахнулся…; отчего один из стоявших позади щитов упал прямо на лежавшую по соседству тушу крупного легионера, закутавшего свои мощные телеса в теплый плащ.
— Оставь ты его в покое, — недовольно пробурчал здоровяк, разомлевший от сытости и тепла настолько, что не желал пошевелить даже мизинцем. — Кости Крута все равно уже псы доедают… Хотя он был такой задницей, что…, — дальше Халли не стал даже договаривать, вновь замолкая и наслаждаясь идущим от костра теплом.
Вскоре уже весь десяток словно тюлени на лежбище валялся перед огнем. Они еще о чем-то переговаривались между собой, но разговоры становились все тише и тише. Фляга со слабеньким вином, передаваемая по кругу, застыла где-то посредине между двумя легионерами. Наконец, Халли, еще пучивший сами собой закрывающиеся глаза, уронил голову на грудь и с чувством захрапел.
— Все равно из этого ничего не выйдет, — этот тихий незнакомый голос прозвучал среди всеобщего молчания, храпа здоровяка и треска сгоравших веток как-то неожиданно и непривычно громко. — Тренируйся мы хоть до кровавого пота…, — в голосе новенького звучали тяжелые пророческие нотки, от которых веяло каким-то жутким холодком. — Я же их видел… прямо перед собой…, — он вяло вытянул вперед руку, делая ей несколько секущих движений. — Но они уходили все дальше и дальше…
Несколько мгновений повисшее после его слов молчание возле костра никто не нарушал. До опешившего десятка, замученного тяжелым и насыщенным днем, с трудом доходили его слова.
— Ты что там бормочешь, коровья лепешка? — первым, как и всегда, не выдержал Сатор, резко откинувший полу плаща и вылезая из его нагретого нутра. — Что это лопочет твой вонючий язык? — так уж вышло, что именно Сатор в десятке самовольно присвоил себе право быть скептиком и хаятелем всего… и это место, как оказалось, он никак не желал уступать, кому бы то ни было другому. — От кого нет спасения? — десятки глаз угрюмо буравили новенького. — От этих деревенщин? От этих погонщиков быков, которых молодой сопляк одел в самодельные доспехи и посадил на своих кляч?
Тяжелая кавалерия, которую король Роланд с таким трудом создавал и лелеял, оберегая от напрасных жертв, не была для шаморцев секретом. Сложно спрятать в не таком уж большом королевстве тысячи тяжелых всадников, которые с ненасытностью легендарных драконов пожирали сотни серебряных и золотых монет королевской казны.
«Бессмертные» уже не раз встречались с таким противником. Столкновения с дикими горцами на монстроподобных ящерах — мерзкими и вонючими как болота, из которых они вылезли, стычки с фанатичными «карающими братьями» Ордена Последнего пришествия, приграничные конфликты с катафрактариями империи Регул, показали, что тяжелая кавалерия неимоверно сильна и опасна, но ее атакующий кулак можно остановить. Это «бессмертные» Великого султана с успехом и делали длиной цепью огненных костров, жаркой стеной встававших перед наступавшей конной лавой; рвами с кольями и ловушками, в которых всадники ломали ноги, головы, насаживались телами на выструганные колья; десятками выставленных на передней линии орды мерзких лесных зверьков в клетках, выделяемая которыми едкая и вонючая жидкость до ужаса пугала лошадей… Словом, для легионеров тяжелая кавалерия Ольстера была лишь еще одним врагом, который снова, как и всегда, ляжет и поднимет лапки перед своим владыкой.
— Заткнулся бы ты…, — Халли недовольно заворочался, как медведь, которого кто-то случайно потревожил в своей берлоге. — «Бессмертные» никому еще не кланялись… А комтур Верд, конечно, скотина и зверь, каких свет еще не видывал, но благодаря ему ты может еще и поживешь на этом свете.
Новенький же, бледное лицо которого особенно выделялось в ярких отблесках огня, сразу же начал шарить у себя на груди. И делал это он с такой яростью, что вызвал у лежавших легионеров нескрываемое любопытство. Те, кто были рядом с ним, непроизвольно вытянули головы, стараясь разглядеть, что это он там ищет.
Читать дальше