Ева Фёллер - Золотой мост [litres]

Я даже подумывала о такой крутизне, как дизайнер одежды со специализацией на истории костюма. Как назло, у нас с модой не было никаких точек пересечения. Я не могла похвастаться ни малейшими способностями в этой области. Они или есть, или их нет. У моей подружки Ванессы такие способности явно были. Марку обуви она определяла с расстояния в тридцать метров и обладала коллекцией модных журналов примерно в тысячу экземпляров. Не важно, что на ней было надето, – в любом из своих нарядов она выглядела как девушка с обложки Cosmopolitan. Я же, наоборот, всегда надевала только то, что в данную минуту лежало в комоде сверху. Себастьяно это совершенно не мешало, я нравилась ему такой, какая есть, по крайней мере он это всегда утверждал. Со временем я ему даже поверила, хотя сначала получалось с трудом.

И вообще наши отношения складывались замечательно уже полтора года. А в ближайшем будущем все должно было стать еще лучше, потому что подходил конец дорогущим перелетам и поездкам на поездах: аттестат почти у меня в кармане, и, когда я его получу, мы сможем жить вместе. Я безумно радовалась, и Себастьяно тоже, но я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы знала, на кого пойти учиться. По-итальянски я говорила теперь вполне сносно, лекции в университете я буду понимать в любом случае – если, конечно, вовремя решу, что это будут за лекции.

– О чем думаешь? – Себастьяно прижал меня к себе и поцеловал в щеку. – Ты сейчас такая серьезная!

Я вздохнула.

– О том, что меня ждет. Учеба и все такое.

– Почему бы не предоставить событиям развиваться самим по себе?

Его беспечности иногда можно было только позавидовать. И мне это в нем нравилось, но конкретную цель иметь все-таки не помешало бы.

– Была бы я хоть в чем-нибудь по-настоящему талантливой!

– Но у тебя есть талант. Ты классно играешь на рояле!

– Брось, это же просто бренчанье. Я имела в виду что-нибудь более полезное. Как у тебя. Или у мамы.

Моя мама была еще более знаменитой, чем папа. Она работала доцентом на кафедре физики и получила уже целую кучу разных международных премий. Когда-то давно ее выдающиеся умственные способности на долгое время выработали у меня непоколебимую уверенность в том, что я приемыш. Родители всегда утверждали обратное, но я не покупалась на их заверения, пока они в качестве доказательства не вытащили свидетельство о рождении и не увеличили парочку фотографий из родильной палаты. Они ткнули пальцем в мое имя на бирке, привязанной к ручке младенца, но и после этого я время от времени думала, что документы, возможно, поддельные. Особенно когда мне доводилось схлопотать очередную двойку по математике, а случалось такое довольно часто.

– Ну, например, – сказал Себастьяно, – у тебя зудит в затылке. Такого классного дарования больше ни у кого на свете нет.

– Ну да, – в досаде ответила я. – Этим, что ли, прикажешь на жизнь зарабатывать?

Себастьяно лукаво улыбнулся.

– Да найдешь ты еще себе прекрасную профессию. Сдай сначала спокойно все выпускные экзамены, а там посмотрим.

– Лучше не напоминай!

Мы дошли до дома Себастьяно. Он открыл дверь и втянул меня в подъезд, где, прижав к стене, целовал, пока я чуть не задохнулась.

– Срочно требовалось, – тяжело дыша, сказал он.

– Это зачем еще? – спросила я, на подгибающихся ногах поднимаясь по лестнице к его квартире.

– Чтобы переключить твои мысли на другой лад.

Ему это в любом случае удалось. А вечер еще только начался. На остаток дня и последовавшую за ним ночь выпускные экзамены мне стали абсолютно до лампочки.

Через неделю моя жизнь выглядела совершенно по-другому. Я, ничего не соображая, сидела на экзамене по математике. Сначала я ломала голову над исследованием функции, а формулы выводиться почему-то никак не хотели. Матанализ был моим кошмаром, и в голове все время вертелось имя древнегреческой богини мести – Немезиды, видимо, по созвучию. В теории вероятностей тоже оставалось действовать только наугад. Результаты – а они все-таки были – показались мне странными, но лучше все равно не выходило. Время от времени мы обменивались полными отчаяния взглядами с Ванессой, которая сидела через три стола справа от меня и билась над теми же проблемами. Ненависть к математике мы разделяли с первых школьных дней, она, можно сказать, стала фундаментом нашей дружбы. Из-за нее мы даже синхронно остались на второй год.

С горем пополам все-таки осилив экзаменационную работу, я сдала ее с дурными предчувствиями. Мы с Ванессой вместе вышли из класса. В коридоре одноклассники обсуждали правильные ответы, и ни один из этих ответов не вызывал ощущения, что мы где-то встречались.