Ева Фёллер - Золотой мост [litres]

«Но ты же меня знаешь! Мы же оба из будущего и уже второй год вместе», – хотела сказать я. Но ни звука выдавить не получилось. Рот открыть я смогла, а что-то произнести не вышло. В действие вступила блокировка, а это означало, что поблизости, прислушиваясь к нашему разговору, находился кто-то непосвященный. Я попыталась говорить шепотом, чтобы не услышал никто, кроме Себастьяно. К моему ужасу, и на этот раз ничего сказать не получилось. Ни одного слога. Как в разговоре с кем-то из Неведающих. Этому могло быть только одно объяснение: Себастьяно забыл, кто он и откуда! Блокировка сработала из-за него!

– Кто тебя подослал? – наехал он на меня. – Не заодно ли ты с этим типом в маске?

– Нет!

Он смотрел на меня недоверчиво.

– Что тебе от меня нужно? Как тебя зовут?

– Анна, – с трудом вымучила я.

– Имя не французское. Откуда ты родом?

– Из Германии. У меня мама – француженка, – пролепетала я, инстинктивно прибегнув к той же лжи, какую насочиняла для Сесиль. По лицу побежали слезы, я разрыдалась. Пережитый шок был слишком сильным. – Я хотела только поговорить с тобой… побыть с тобой наедине…

Лицо его смягчилось, он смотрел теперь с легкой насмешкой.

– А, у кого-то, похоже, амурные притязания, да? Рандеву с офицером гвардии? Так дело в этом? – Он взял меня за подбородок. – А ты прехорошенькая, Анна из Германии. Я мог бы соблазниться. Эти сладкие губки и правда так и зовут целовать их. – Внезапно склонившись ко мне, он прижался своими губами к моим. Поцелуй был коротким, но крепким, и у меня тут же задрожали колени. Но в следующее мгновение он уже отпустил меня. – Лучше тебе поискать для своих амурных дел кого-нибудь другого. И не стоит пытаться залезть на дерево, которое для тебя слишком высоко. – Он легонько щелкнул меня по носу, а затем просто развернулся и ушел.

Я так и стояла под сводами галереи, словно парализованная ужасом, в то время как он быстрыми шагами скрылся за ближайшим углом, чтобы присоединиться к своему отряду. Я почти ничего не видела сквозь плотную пелену слез. А думать и тем более не могла. Охваченная страшным смятением, я ничего не понимала. Ясно было лишь то, что при последнем переходе во времени что-то у Себастьяно пошло наперекосяк. Я теперь была для него чужой. Ему подсунули новую жизнь, а старую стерли, и меня вместе с ней.

Меня трясло. И все-таки я постаралась, сделав глубокий вдох, взять себя в руки. Только не психовать! Кто-то должен вытащить Себастьяно из этой истории. Если я ему не помогу – то кто же? Нужен план действий, и срочно. Для этого мне требовалась помощь.

Филипп все еще звал меня. Собравшись с духом, я покинула своды галереи и пошла к нему. Ноги двигались с трудом. Раньше как наркоз действовали адреналин и радость встречи, а теперь боль дала о себе знать. Локоть горел, и содранные ладони тоже, не говоря уже о том, что делалось у меня в душе. Там была сплошная открытая рана.

Я подозревала, что мне предстоит решить самую трудную в моей жизни задачу.

– Да-а-а, боюсь, теперь у нас действительно проблемы, – сказал Гастон, услышав, что произошло.

Филипп привел меня к нему. От рынка было действительно недалеко, только два раза свернуть, и ты на месте. Гастон жил на втором этаже респектабельного дома на Рю дю Жур, он занимал там две большие наполненные светом и воздухом комнаты с окнами из настоящего стекла и красивым паркетом. За домом находился чистый туалет, и это меня спасло, потому что после встречи с Себастьяно со мной случилась сильнейшая атака раздраженного кишечника всех времен. Разумеется, сортир был без канализации, но относительно новый, поэтому там не воняло так отвратительно, как в обычных отхожих местах, а это уже настоящая роскошь.

Да и в остальном Гастону в этом столетии, кажется, жилось неплохо. У него даже был слуга, который, перед тем как с поклоном удалиться, подал нам разбавленное вино и мясные паштеты. Мы с Гастоном хотели поговорить без блокировки, значит, нас никто не должен был слышать, даже Филипп. Пока мы разговаривали, он ждал у дома. Гастон, сидя в кресле у окна, набивал себе живот, а я обрисовывала ему ситуацию.

– Прости, что ем, – сказал он. – Я всегда голодный, когда нервничаю.

Еще один паштет исчез у него во рту.

– Не напрягайся.

– Так, значит, Себастьяно ничего не помнит? Вообще ничего?

– Ничего, – подтвердила я.

– Это объясняет, почему он так грубо со мной обошелся. Логично. Мои послания были ему ни к чему, раз он не понимал, что все это значит.