Мэри Пирсон - Морриган

Впервые я увидела его в восемь. Ужаснейший миг, я не сомневалась, что умру. Он был стервятником, а я никогда не оказывалась к ним так близко, да ещё и совсем одна. Защититься можно было разве что горсткой камней у ног, но тело сковал страх. Впрочем, пригоршня камней меня не спасла бы, даже если бы удалось их бросить. У его бедра висел клинок в ножнах.

Стервятник с любопытством изучал меня с высоты своего валуна. С голой грудью и непокорной всклокоченной гривой — настоящий дикарь, против которых меня предостерегали, хотя сам не более, чем ребёнок. Я с лёгкостью могла пересчитать все рёбра на его узкой груди.

Уловив вдалеке громовой топот копыт, я задрожала от страха. Приближались новые враги, а бежать было некуда. Съёжившись в тёмной щели между валунами у его ног, я чувствовала себя в ловушке. Не дышала. Не двигалась. Даже не могла разорвать связь взглядов. Жалкая, беспомощная добыча, загнанный заяц, тихо ждущий в своём углу неминуемого конца. Я приготовилась к смерти, а он разглядывал мешок с зёрнами, который я собирала всё утро, а потом в спешке и ужасе выронила, рассыпав свою добычу среди валунов. Мальчишка вскинул голову, мои уши наполнили крики и лошадиное ржание.

— Добыл что-нибудь?

Громкий голос. Голос одного из тех, кого ненавидит Ама. О ком она и другие перешёптываются. Такие, как его обладатель, похитили Венду.

— Всё на земле. Я не успел поймать мешок, — ответил мальчишка.

Ещё один полный отвращения голос:

— И что, ничего не осталось?

Мальчишка покачал головой.

Раздалось ещё несколько разочарованных криков, а потом снова стук копыт. Удалявшийся. Они уезжали. Мальчишка спрыгнул с валуна и тоже исчез, не удостоив меня больше ни взглядом, ни словом. Нарочно отвернул лицо, будто ему стыдно.

Я не видела его два года. Побывав на волосок от гибели, я нахваталась страха и не отходила от племени далеко. По крайней мере, до одного тёплого весеннего денька.

Стервятники, казалось, покинули наши места. С первых осенних заморозков мы не видели ни следа их присутствия. И вот снова он, уже на голову выше, пытается рвать рогоз на моём любимом пруду. Светлые волосы стали ещё непокорней, плечи — шире, рёбра торчат, как прежде. Он начинал злиться: стебли ломались один за другим, в руках оставались только бесполезные куски.

— Ты слишком торопишься.

Выхватив нож, он крутанулся ко мне.

Даже в нежном возрасте десяти лет я знала, что обнаруживать себя очень опасно. Я не понимала, почему так поступила, а, когда увидела его глаза, и вовсе перестала понимать. Они были хищными, голодными, без тени узнавания.

— Снимай сапоги. Покажу, как нужно, — предложила я и шагнула к нему.

Он пырнул ножом воздух, но я присела и сняла свои туфли из телячьей кожи, не спуская с него глаз ни на миг. Опасалась, что всё же придётся спасаться бегством.