Мэри Пирсон - Морриган

Оглянувшись на маленькую долину, Ама кивнула. Я слышала биение сердец соплеменников столь же хорошо, как она. Ритм был слабым до боли.

— Здесь, — согласилась Ама, и мы сбросили с плеч мешки.

Я осматривала наш новый дом, если его можно так назвать. В основном деревянные постройки выглядели опасно, обветшав от небрежения, хода лет и, разумеется, от Великой бури. Казалось, они вот-вот рухнут — с большинством это уже произошло — но мы умели сооружать убежища из обломков. На несколько дней обычно хватало. Я только и знала, что вечные переезды, но когда-то наш народ жил оседло, когда- то человек мог пустить корни в выбранном месте. Так мне говорила Ама, и порой я в грёзах переносилась в её рассказы. Мечтала о краях, где никогда не бывала, о стеклянных башнях, увенчанных облаками, о раскидистых садах, где ветви ломятся под тяжестью спелых фруктов, о тёплых, мягких постелях, окружённых занавешенными окнами.

Такие края описывала Ама в своих историях — края, где все дети племени были принцами и принцессами и не знали, что такое муки голода. Сказочный мир, которого больше нет.

За те месяцы, что прошли со смерти Рианны, мы нигде не задерживались дольше, чем на день или два. Банды стервятников отбирали у нас еду, и приходилось переселяться. Стычка, в которой погибла Рианна, была самой скверной. После этого мы безостановочно шли неделями, почти ничего не собирая по пути. Юг оказался не безопаснее севера, а к востоку правил Харрик, который день ото дня протягивал руки всё дальше, отхватывая новые земли. За горами на западе после Бури до сих пор свирепствовала Болезнь, а ещё дальше свободно разгуливали дикие твари. Подобно нам, они изнемогали от голода и охотились на всякого, кому хватило глупости к ним забрести. Во всяком случае, так я слыхала… никто из моих знакомых не переваливал за те бесплодные горы.

Теснимые со всех сторон, мы пребывали в вечном поиске укромного уголка, где удастся осесть. Но, по крайней мере, могли рассчитывать на поддержку друг друга. После смерти Рианны мы ещё больше сплотились, чтобы залечить пустоту, оставленную её уходом. И уходом Венды тоже. Её не стало, когда мне шёл седьмой год. Пата говорила, что Венда заболела от пыли, оставшейся после Бури. Онни говорила, что Венда была «любопытной», причём таким тоном, будто любопытство — болезнь. Ама говорила, что Венду похитили, и другие миадрес её поддерживали.

Мы принялись разбивать лагерь. Нас переполняли надежды. Маленькая долина казалась правильным выбором. Никто не осмелится сюда забрести, и воды неподалёку вдосталь. Онни доложила, что сразу за холмом начинается поросший канареечником луг, а ещё дальше виднеется дубрава.

Всего нас сюда пришло девятнадцать. Одиннадцать женщин, трое мужчин, пятеро детей. Я была старше остальных ребят на три года. Помнится, той весной я от них отдалилась. Детские игры раздражали меня. Я знала, что стою на пороге каких-то перемен, но в сером однообразии наших будней даже не представляла, в чём эти перемены могут заключаться. Каждое завтра не отличалось от вчера. Мы выживали. Мы боялись. Порою смеялись. Так что же за новое чувство зашевелилось во мне? Неуверена как к нему относилась. Внутри будто что-то урчало — словно от голода.

Вся детвора помогала таскать обломки древесины. На некоторых, что когда-то были частью чего-то другого, виднелись большие буквы — обрывки сообщения, утратившего смысл. Кто постарше искал листы ржавого металла, чтобы прислонить к наваленным камням. Я притащила большую доску в голубых пятнах. Ама говорила, что раньше наш мир был разрисован во множество цветов. Теперь голубизна стала редкостью, обычно находимой только на небе или в чистом водоёме вроде того, у которого я повстречала Джафира. С тех пор минуло уже четыре зимы. Интересно, спрашивала я себя, жив ли он? Нашему племени грозила голодная смерть, но стервятникам кое-что похуже. В отличие от нас, у них не принято было заботиться о своих.

Долина приняла нас с распростертыми объятиями. Посаженные в каменистой земле семена взошли почти без ухода. Далёкие луга, лощины и склоны холмов предлагали мелкую дичь, кузнечиков, и мир. Столь безмятежной моя жизнь ещё не была, однако, хоть я всегда и жаждала осёдлости, мной овладела странная неугомонность. Пытаясь усмирить себя, я с каждым днём отважно заходила всё дальше в поиске семян и трав.

Однажды, когда я, сидя на корточках, собирала чёрные зёрнышки портулака, в ушах чётко, будто собственный, прозвучал голос: «Вот сюда». Я вскинула голову и не поняла, что он имел в виду. Впереди была лишь стена из камня и лоз, но отголоски этих слов ещё звучали во мне, тревожа, не давая покоя… «вот сюда», такое определённое и уверенное. Вспомнилось наставление Амы: «Доверяй силе внутри себя». Осмотрев камни подле стены, я нашла проход, скрытый за нагромождением валунов. Тропка привела меня в узкое ущелье, и сокровище в глубине вызвало у меня благоговейный трепет. Я бросилась к нему сквозь высокую траву, чтобы рассмотреть поближе. Большая часть крыши обвалилась, но у некогда огромного здания были флигели, а внутри флигелей — книги. Не много. Большую часть давным-давно разграбили и спалили. Даже наше собственное племя сырыми зимними ночами, когда ничто иное не хотело гореть, растапливало костры сухой книжной бумагой. Обнаруженные томики валялись на полу среди мусора, под толстым слоем пыли. И в них были картинки — цветные картинки.