Анна Шилкова - Мострал - место действия Иреос [СИ]

Гела уснула. На три дня. Потом проснулась, и как свеженький зомби пошла на кухню. Съела все, до чего дотянулась и уснула прямо там. Её, конечно, перенесли в её покои.

Той же ночью, когда я уже удобно устроился в её ногах и успел уснуть, меня разбудил возглас: «Вот дура безголовая!». Проснулся я в полете, потому что Гела в кровати подскочила.

Как была (то есть в белой ночной рубашке и с растрепанными волосами), она побежала в библиотеку.

Я, ругаясь, потопал за ней. Когда я пришел, она уже обезьяной прыгала по лестницам в поисках нужной книги. Наконец (минут через сорок) она с победным воплем свесилась с лестницы в дальнем конце библиотеки.

Вооружившись увесистым и очень пыльным томом, Гела побежала к себе и заперлась на сутки в кабинете. Радостью стало то, что к следующему ужину она уже явилась сама. Пыльная, но довольная.

Девочки только порадовались и напомнили ей, что занятия начинаются завтра.

Гела ругнулась и понеслась во двор Университета с булкой в зубах и целой кипой исписанных листов подмышкой.

Я, естественно, за ней.

Во дворе, куда пустили беспрепятственно по случаю заезда студентов в общежития, она начала носиться вокруг разрушенной башни, то и дело, ругаясь, спотыкаясь и требуя какой-нибудь инструмент.

Я мотался, то в караулку, то на кухню выпрашивая требуемое или что-то хотя бы отдаленно похожее на заказанное Гелой.

Ближе к полуночи она довольная, отдуваясь, и вся в пыли оглядывала трижды проверенный чертеж гигантских размеров. Где-то пришлось двигать камни, где-то выкорчевывать траву (я, конечно, помогал, в меру сил, но много ли помощи от кота?!). Чертеж охватывал башню по кругу, внутри вилось хитросплетение линий.

Из-за пазухи были торжественно извлечены аккуратно свернутые листы, исписанные текстом. Гела уселась прямо на землю, положила листы перед собой и тихо запела.

Это было прекрасно. Я чувствовал Магию вокруг себя, она вилась, захлестывала, уносила вдаль…

Через десять минут я начал удивляться, через двадцать — Гела перевернула первый лист. Где-то через час контуры чертежа начали светиться. Сперва слабо, едва заметно. Потом они разгорались все сильнее, и вскоре свет начал пульсировать.

Шевеление стихий вокруг началось как-то незаметно. Лишь легкое дуновение ветерка и мелкий дождик. Зажглись свечи в развалинах башни, а Гела подбросила в воздух пригоршню земли. Потом зашевелились камни, стихии гуляли уже смелее…

Гела пела не переставая, казалось, на одном дыхании. Пела и пела, не отвлекаясь и не осекаясь, изредка переворачивая листы и откладывая уже пропетое в сторону.

Я смотрел и не верил своим глазам: башня потихоньку восстанавливалась — песчинка к песчинке. Каждый камешек вставал на место.

Пение стало чуть тише, голос чуть надрывнее — устала. К концу второго часа-то!

Потихоньку на шум и свет стали вылезать студенты. Кто-то особо рьяный позвал Преподавателя. Тот, не поняв в чем дело, позвал Ректора. Тот явился через тридцать минут, но полностью одетый и очень злой. Точнее, шел он злой, но когда увидел девичью фигурку (подходить к Гелате все закономерно опасались) встал прижизненным памятником самому. Он во все глаза смотрел на Гелу. Уж не знаю, с чего тот поручил такое задание девушке, но, как признавался позже — думал, что Гела просто наймет отряд Магов. Может, даже сама поучаствует в отстройке или потрется рядом, пока она будет идти. Но такого он точно не ожидал.

Гела продолжала петь. На исходе был третий час, она охрипла и устала.

Я сбегал за одеялом в караулку. Потом — еще за одним. Потом кто-то из студентов, проникшись, отдал ей теплый плащ, спешно накинутый сверху на пижаму.

Потом я подумал и попросил одну из кухарок, у которой недавно просил инструмент, сообразить хоть какой еды, но мяса. Желательно горячего, с кровью и ключевой воды. Не прямо сейчас — у Гелы еще три листа — но минут через тридцать можно подавать.

И вдруг до меня дошло: на нее смотрит весь Университет. Кто-то вылез во двор, те, кто туда не поместился — свешивались из окон, галерей и даже крыш. Интересно, как играющий всеми красками чертеж, смотрелся сверху? Так или иначе, но примерно к половине пятого утра девушка все же закончила петь, а башня полностью восстановилась. Причем, теперь она выглядела намного лучше остального старого замка — была, как только отстроенная. С нуля.

Гела тяжело дышала.

К нам подбежал поваренок с подносом. Принес он огромный кусок зажаренного мяса, щедро сдобренный соусом, отварной картошки, каких-то свежих овощей, а еще — с десяток горяченных пышек. За ним прибежал еще один и поставил два кувшина: с водой и с молоком.