Артём Мичурин - Смертные души

— Хм, — ухмыльнулась Санти. — Он завидовал. Не обвинял, нет, но зависть душила его. Я помню, как жадно он смотрел на меня, будто хотел вынуть мою душу и отсечь причитающийся кусок. Жалкий глупец, он никогда не был достоин трона. Я это знала, и дед это знал.

— Нелегко, наверное, — скривил губы Миллер, — быть наследником трона, занятого почти бессмертным королём.

— Это правда, — согласился Томас. — Потому высшая знать и не отличается большой плодовитостью. Только представь себе, каково править в окружении бесчисленных отпрысков, претендующих на тёплое местечко, которое ты не планируешь освобождать в обозримом будущем. Веками, тысячелетиями. Не знаю, есть ли ещё среди правящих родов Оша сыновья и дочери, сохранившие любовь и почтение к своим венценосным родителям. А вот семейные дрязги с летальными исходами — не редкость. Некоторые коронованные особы здесь не имеют прямых наследников, и междоусобная грызня среди знатных родов успешно нейтрализует угрозу выявления общепризнанного кронпринца на протяжении многих поколений.

— Ты так говоришь, будто сам не из Оша, — подметил Олег.

— Я родом из Ипсвича, графства Саффолк. Это в Англии. Сын Герберта и Марии Мордекай, явившийся на свет в одна тысяча четыреста семьдесят втором году от рождества Христова. Удивлены?

— Признаться, да.

— Я и сам немало удивлён тому факту, что всё ещё помню об этом.

— Как ты умер? Чума?

— О нет, хотя это был вполне вероятный исход. Меня сшибла карета запряжённая четвёркой внезапно понёсших лошадей, когда я мирно переходил улицу, дабы отдать долг молочнику за полученный накануне фунт масла. Тогда мне почудилось, что эта четвёрка вороных дьяволов пронеслась мимо, лишь обдав меня грязью, но… — развёл Томас руками. — И теперь я здесь.

— Похоже на мою историю, — заметил Олег. — Меня, вероятно, сбил автомобиль, когда я возвращался с работы. Самодвижущийся экипаж, — пояснил он, взглянув на Санти и Мордекая. — А я полагал, что умру от злокачественной опухоли в мозгу.

— Что заставило тебя так думать? — поинтересовался Томас.

— Моя мать умерла от рака мозга. И все эти сны… Когда в комнате исчезли окна и дверь, я — сказать по правде — решил, что вот оно, приехали. И, если уж быть до конца честным, я до сих пор не уверен, что ошибся тогда.

— А мы, и всё это, — окинул Миллер взглядом далеко не тривиальное окружение, — лишь плод нарушенной работы твоего больного мозга? Удобно. Я бы, на твоём месте, держался за эту гипотезу. Всё лучше, чем на самом деле.

Пейзаж внизу между тем приобретал новые черты. Похожие на мятое зеленовато-коричневое одеяло холмы становились всё более каменистыми, а воздух вокруг делался всё холоднее и беднее кислородом.

— Ты и в Ипсвиче практиковал колдовство? — вернул Олег разговор к теме Мордекая. — Ну, алхимию, или как это называлось в то время.

— Только химию, — усмехнулся Томас. — Я с малолетства помогал отцу в аптеке. Настойки, припарки… Здесь это пригодилось. И, как вы уже знаете, имело своё развитие в силу наличия местных особенностей науки. Магия затягивает, прикоснёшься раз, и твой мир уже никогда не будет прежним. Ах да, запамятовал, что именно этого вы и хотите — вернуть свой прежний скучный мир. Рутина, болезни, старость, немощь, скорая смерть — от такого непросто отказаться, — щёлкнул Томас языком. — Хотя я вас отчасти понимаю. Там всё было просто, предсказуемо, на десятки лет вперёд, а здесь мы не знаем, кем станем завтра. Ош не для слабых духом, Ош любит отчаянных смельчаков и безумцев. Безумцев!!! — прокричал он, запрокинув голову, и жутковатый смех разнёсся над переходящими в предгорье холмами.

Холодные ветра пели под крыльями Бреннера, заставляя вибрировать их упругую чёрную кожу. Дракон парил, лишь изредка делая взмах, от которого сидящие в клетке пассажиры крепче вцеплялись в прутья и молились своим богам, чтобы жалкая конструкция не спасовала перед очередным ударом стихии. Выцветшее одеяло предгорий внизу запестрело белыми заплатами. Взошедший Рутезон напитал плывущие совсем близко облака красным, будто капля акварели, упавшая на мокрую бумагу. Порывы ветра, усиливаясь, заставляли Бреннера маневрировать, менять высоты, что не лучшим образом отражалось на вестибулярных аппаратах пассажиров чудовищного лайнера. Всех, кроме одного.

Ларс по-прежнему стоял в носу короба, не размыкая век и не проронив ни слова за время полёта. Ветер и снег обжигали его лицо, но оно было безмятежно, словно обдуваемое морским бризом под лучами ласкового солнца. Кольчужный воротник схватился ледяной коркой от ровного и размеренного дыхания, а на тонких губах чародея играла улыбка. Он больше не боролся, он был заодно с тем, кто раскинул чёрные крылья над его головой, ощущал их, как свои собственные, и это было лучше, чем всё полученное от жизни за минувшие четыре десятка лет. Свирепая мощь древнего монстра из темнейших легенд была в слабых человеческих руках… Нет, в душе. И её не выронить, не потерять, от неё не избавиться, она навсегда. Они навсегда. Двое над миром.