Валерий Евтушенко - Конан и день льва

Белез прекрасно понимала мотивы поведения киммерийца на суде, но как объяснить их крючкотвору-адвокату, привыкшему выигрывать процессы именно тем, что он выискивал пробелы в доказательственной базе и умело использовал их в пользу защиты? Действительно, со времени, когда Конан возглавлял Баррахское братство, прошло почти два десятилетия. Кто из добропорядочных зингарцев видел его в лицо, чтобы сейчас опознать в нем знаменитого Амру? Кто вообще может твердо утверждать, что конкретный купеческий корабль был потоплен именно Амрой, а не тем же, например, Зароно и, что Конан и Амра один и тот же человек? Отрицая свою вину киммериец, конечно, вряд ли бы получил свободу, но казни вполне мог избежать. Для адвоката такой приговор суда был бы блестящей победой, для киммерийца хуже смерти, так как его просто осудили бы лет на тридцать и оставили гнить в камере.

Понимая, что закоренелому формалисту-законнику все это сложно понять, графиня просто ограничилась напоминанием, что и не требует от него невозможного.

— Если Конан выбрал такую позицию, это дело его, не нужно ему мешать, — сказала она, заверив адвоката, что никаких претензий к нему не имеет. — С другой стороны не много чести для вас в том, что вы добились бы освобождения знаменитого пирата Амры. Подумайте лучше об этом. Все-таки вы живете в Кордаве, где его не очень любят.

Адвокат был умным человеком и слова графини показались ему достаточно убедительными. Он откланялся и отбыл, пообещав ставить ее в известность обо всем происходящем на процессе. Саму Белез происходящее в суде волновало мало, ее гораздо больше беспокоило то, что от Просперо не было никаких известий. Впрочем, такое утверждение было бы не совсем верным. Графиня через своих людей получала сведения о том, что в Кордаве наемники проводят какую-то подспудную работу, их всех поодиночке видели то в одном, то в другом месте, но чем они заняты, ей было и непонятно, и чисто по-женски, любопытно. Тина каждый день бывала в «Сытом брюхе», но никаких сообщений от Просперо у Маркоса не было. Будучи умной девушкой, Белез понимала, что Просперо умышленно не выходит с ней на связь, чтобы потом, после побега Конана, никто не мог заподозрить ее в связи с наемниками, роль которых в освобождении Амры непременно выяснится.

Между тем, благодаря занятой Конаном позиции, судебный процесс продвигался стремительными темпами и уже через несколько дней предполагалось вынесение приговора.

В назначенное время состоялись прения сторон, государственный обвинитель счел вину подсудимого доказанной и потребовал вынесения смертного приговора в виде сожжения на костре. Конан не признал себя виновным, но фактическую сторону того, что ему вменялось в вину, не оспаривал. В качестве меры наказания суд приговорил подсудимого к сожжению на костре, но добрый король Фердруго заменил это наказание отсечением головы. Казнь должна была состояться на Судной площади и Белез, подобно другим знатным дамам, заранее заказала комнату на третьем этаже в доме напротив, чтобы наблюдать оттуда за происходящим на эшафоте.

Как и во все времена, в Хайборийскую эпоху подобные зрелища привлекали к себе внимание многих людей. Вечером накануне казни, площадь оцепили королевские гвардейцы, под охраной которых плотники приступили к сооружению эшафота. Если бы Белез находилась сейчас здесь, то в руководителе плотницкой бригады она бы с удивлением признала Просперо, а в его подчиненных нескольких ее знакомых наемников. Топоры, пилы и молотки так и сновали в их руках, работа спорилась и уже часам к трем ночи помост высотой в рост низкорослого человека с широкими деревянными ступенями был готов. Со всех сторон плотники оббили его плотной тканью и установили плаху. После этого все они, за исключением Просперо, покинули площадь, а куда подевался их бригадир, никто из охранников не заметил. Впрочем, гвардейцев плотники вообще интересовали мало, им хотелось поскорее отправиться в казарму и, хотя бы несколько часов поспать. Через несколько минут все разошлись и только пять — шесть городских стражников остались охранять эшафот.

Казнь была назначена на полдень, но уже с самого утра площадь стала заполняться народом, жаждущим лицезреть, как голова знаменитого Амры, наводившего в свое время ужас на прибрежные города Зингары и Аргоса, слетит с плеч. Как водится, в толпе шныряли карманники и уже не один законопослушный отец семейства остался без кошелька. В такие дни для воров было настоящее раздолье и многие из них в душе воздавали хвалу не только Белу, но и Амре, благодаря которому они собирают такую обильную поживу. В передних рядах у самого эшафота молча стояли шесть человек в темных плащах с капюшонами, надвинутыми на самые глаза. Казалось, они не обращали внимание на толпящихся вокруг людей, а просто чего-то ждали.