Дарья Снежная - Роли леди Рейвен

Герцог неторопливо приблизился, остановившись в полушаге, так, что аромат его одеколона уже ощущался, но дистанцию еще нельзя было назвать неприличной. А потом он протянул мне свою ношу, которая на деле оказалась свернутой пуховой шалью.

Я приняла ее с благодарностью и накинула на плечи. Да, так и впрямь лучше.

— Мне казалось, у человека вашего положения нет недостатка в желающих потанцевать очаровательных леди. — Я хитро прищурилась, теперь в открытую изучая его лицо.

— Возможно. Но вы прекрасно знаете, что очарование — далеко не единственное ваше достоинство, Эрилин.

От звуков собственного имени, произнесенного низким глубоким голосом, у меня пересохло в горле и захотелось судорожно сглотнуть. Нужно было что-то сказать, но, пока я подыскивала слова, герцог меня опередил.

— Вы меня интригуете, Эрилин. Меня к вам тянет. Я прекрасно понимаю, что не смогу дать вам то, на что рассчитывает женщина вашего положения, но…

С моих губ сорвался невольный смешок.

— Конечно, не можете, — рассудительно заметила я. — Мне и в голову бы не пришло, что герцог захочет отказаться от всех земель и титулов и стать торговцем средней руки. Из тех, что жаждут породниться со знатью, а потому закрывают глаза на более чем скромное приданое и запятнанную репутацию благородного семейства. И все это — исключительно ради того, чтобы оправдать наилучшие ожидания девушки моего положения.

— Уверен, вы сгущаете краски. — Мужчина улыбнулся, к счастью, прекрасно уловив, что я шучу, а не жалуюсь. — Недостатка в кавалерах у вас я сегодня не заметил.

— А вы следили?

— Следил, — спокойно признал герцог.

В мою душу внезапно закралось подозрение, что мсье Арно, с которым мне было так весело, не удалился, а был устранен. Я могла бы продолжить беседу и дальше в ироничном ключе, полном флирта и намеков, но вместо этого просто спросила:

— Чего вы хотите, ваша светлость?

Герцог шагнул вперед, преодолевая расстояние в те самые приличные полшага, приблизившись ко мне вплотную, так, что для того, чтобы смотреть ему в глаза, мне пришлось вздернуть подбородок. У меня внутри от предвкушения все напряглось, натянулось звенящей струной.

— Для начала — перейти на «ты».

— Хорошо, — невозмутимо кивнула я. — Чего ты хочешь?

— Кьер.

— Кьер…

Выдерживать взгляд бездонно-черных глаз стало просто невыносимо, и я закрыла глаза. Не отстранилась, даже позы не поменяла — так и стояла, запрокинув голову, и вдыхала аромат одеколона, свежий, с легкими морскими нотками. И обострившимся восприятием особенно ярко ощутила прикосновение к щеке. Невесомое, обжигающее. Кончиками пальцев герцог провел от виска к подбородку, дотронулся до губ…

Я разомкнула их, судорожно вдохнув, а в следующее мгновение их коснулись уже не пальцы.

Легкий, как перышко, поцелуй обжег сначала нижнюю губу, затем верхнюю. Снова нижнюю. И я потянулась за ним всем телом, отчаянно желая ощутить ярче, полнее. Прижалась к сильному телу вплотную, царапая ногтями ткань фрака на груди, в которую уперлись мои ладони. Приподнялась на цыпочки, жадно требуя большего.

И желание было немедленно исполнено.

Никто и никогда не целовал меня так страстно. Возможно, потому что никого и никогда я не целовала так страстно — отдаваясь этому поцелую без остатка, будто через мгновение мир перестанет существовать, а губы этого мужнины — последнее, что я успею ощутить перед тем, как все канет в бездну.

К дьяволу правила! К дьяволу условности! Шанс того, что я встречу достойного мужчину, которого полюблю, который полюбит меня, которого не будет волновать мой титул, мое приданое с его фактическим отсутствием, таял с каждым прожитым годом, с каждым прожитым днем. Я не хочу превратиться в брюзжащий синий чулок, не почувствовав в полной мере, что значит быть желанной женщиной. И что значит — быть с желанным мужчиной.

И если бы герцог был чуть более напорист, я бы отчаянно отдалась ему прямо здесь, на холодных перилах беседки под одобрительным взглядом пухлого амура. Но лежащие на моей талии ладони надавили на бедра, заставляя спуститься с носочков и отрывая меня от чужих губ.

Перед глазами плыло, губы горели так, что жаркое прерывистое дыхание не обжигало их, а, наоборот, охлаждало. А в голове царила невероятная легкость, как тогда, когда мы с братом стащили у матери графин вишневого ликера и распили его на двоих. Благо там и было-то на донышке. Казалось, что, если я сейчас попробую сделать шаг, меня точно так же поведет в сторону.