Робин Хобб - Пой вместе с ветром

Она вернулась в свою опустошенную комнату, чтобы расчесать и заново уложить прическу, заслужившую столь ядовитое замечание Руфуса. Ки хмурилась, затягивая узлы. Стало быть, Руфус вообразил, что она провела ночь в обществе Хафтора. И перешел от ледяной вежливости к презрению. Ки передернула плечами. Да пусть его думает все, что заблагорассудится. Скоро ей до всего этого уже не будет дела, а значит, и голову ломать не о чем. Лучше собраться с духом для предстоящего сражения с Корой. Да, думала Ки, это воистину будет сражение. Ее решимость окрепла, и сразу улучшилось настроение. Она порвет с ними, но сделает это честно и благородно. Да и Кора, надобно думать, не хотела бы другого прощания.

Извне между тем долетал шум просыпавшегося дома. Руфус оказался самой ранней пташкой, остальные же члены семьи поднимались только теперь. Ничего не скажешь, нынче они долго валялись — на улице уже рассвело. Ки набрала в грудь побольше воздуху и пошла в общую комнату.

Кора в одиночестве сидела за столом перед дымящейся кружкой, прихлебывая из нее то ли густой суп, то ли жидкую кашу. Вот уж что вовсе не вызывало у Ки слюнотечения. Ничего. Скоро она раздобудет себе добрых трав для котелка и каждое утро будет заваривать себе на костре душистый, обжигающий чай… Предвкушение придало ей сил. Ки уселась напротив Коры за стол.

— Хорошо ли спалось? — вежливо осведомилась Кора и снова приложилась к кружке, сделав несколько глотков. Лицо у нее было еще совсем сонное.

— Не особенно, — напрямик ответила Ки. Хватит уже с нее пустой, ничего не значащей вежливости: настала пора вскрыть нарыв безо всякой пощады. Кора, однако, вроде бы и не заметила ее тона.

— Мне тоже, — сказала она. — Какие сны нынче бродили по этому дому! Им следовало бы быть ласковыми и спокойными, как поучал Нильс. И вот, поди ж ты, — ворвался какой-то темный поток и увлек своими мутными водами все мои сновидения, все мысли. Мне так не по себе, Ки! Рассудок подсказывает мне, что я не позаботилась о чем-то жизненно важном. Упустила какую-то решающую деталь… Вспоминаю, вспоминаю — и ничего. Только чувствую себя совсем старой развалиной…

— Быть может, я помогу тебе вспомнить, — безжалостно проговорила Ки. — Благо я-то день и ночь только об этом и думаю. Кора, твое примирение уже совсем близко, и я хочу, чтобы ты меня отпустила.

Кора отставила кружку. Казалось, она только тут обратила внимание, что против нее за столом сидела именно Ки.

— Близко, но еще не свершилось, — сказала она. — Ты помнишь, о чем мы договаривались?

— Помню. К большому сожалению, помню. Я сегодня с самого утра готовила свой фургон. Я хочу уехать.

— Вот как… и куда же ты поедешь?

— Своей дорогой.

Произнося это, Ки пристально всматривалась в лицо старой женщины. Его выражение не изменилось, лишь черные птичьи глаза так и впились в зеленые глаза Ки, словно надеясь выведать какую-то тайну.

— И кто же поедет с тобой? — спросила она.

— Никто! — взорвалась Ки. — И вообще, сколько можно ходить вокруг да около? Что ты подразумеваешь своими вопросами? Я хочу уехать. Кора! Я хочу в дорогу!..

— Я просто надеялась, — ответила Кора невозмутимо, — что ты найдешь что-нибудь… или кого-нибудь, кто убедил бы тебя остаться у нас. Значит, этого все-таки не случилось?

— Нет. Ничего. И никого! — Ки даже не пыталась скрыть своего отвращения к подобным материям.

Черты лица старой женщины обрели твердость.

— Вот что, Ки. Тебе не понравится то, что я тебе сейчас скажу, но я вынуждена сделать это для твоего же блага. Словом, которое ты мне дала, я обязываю тебя остаться здесь до тех пор, пока я не решу, что мы примирились с гарпиями. Все-таки здесь для тебя есть кое-что, только ты в своем упрямстве никак не желаешь открыть глаза и увидеть. Я говорю о работе, Ки, о работе на земле, которую ты так хорошо делаешь. Я знаю, что тебе самой судьбой предназначено стать одной из нас. Я чувствую это. Свен сделал тебя моей дочерью, и я хочу, чтобы ты таковой и оставалась. Я не так уж много и требую от тебя, Ки. Всего лишь капельку терпения…

Ки поднялась. Лицо ее было бледно, взгляд — страшен. Ей казалось, будто стены комнаты завертелись перед глазами, пододвигаясь все ближе. Ей не хватало дыхания, чтобы заговорить, она чувствовала, как рассеивается, подобно туману, вся ее решимость противостоять Коре, как расплываются все доводы разума, требовавшие немедленного отъезда…

— Пусть едет! — прозвучал неожиданный голос. — Эта женщина — смертельный яд для всех вас! Хотя нет, «пусть едет» — это слишком мягко сказано. Выгоните ее! Швыряйте в нее камни, пока она не уберется вон из долины! У нее не душа, а жуткий черный провал, полный тайн, которые она нипочем не желает раскрыть даже во сне! И ты хочешь бросить в эту прорву еще одного из своих сыновей?..