Константин Седов - Клоуны водного цирка [СИ]

Вернувшиеся из Тагаронги, то ли с победой, то ли с поражением, войска султаната легко выбили северян с полуострова. Мстя за резню на Акка-Арсле и остальных островах, савасчулар-огы поубивали всех, до кого могли дотянутся. Малочисленных пленных повесили прямо на сколоченных плотах и пустили по морскому течению в сторону захваченных северянами островов. Но вот сами острова оказались для малагарцев уже недоступными. Обороняли их, привычные к морскому делу северяне, умело и жестко. Флот султаната был изрядно потрепан последним походом к Чыын-а-Бингу. Мало того, что малочисленный, он еще и состоял в основном из больших, громоздких, по северным меркам кораблей, предназначенных в основном для перевозок. Боевых галер было мало, и те оказались неприспособленными к морским сражениям с захватчиками. Грозные век назад, они оказались бессильны перед маневренностью парусного вооружения барков, шхун и бригантин.

Агрессивные переселенцы из Вальшайона, Эсселдейка, Лауэрталя, Брен-Валле, Сарреи, Грессен-Плата, Пре-ла-Мера, из Бюрг-Схёра, в предместьях которого родился Йохан, еще нескольких вольных городов и княжеств Севера, укрепились на островах серьезно, а основным источником дохода сделали торговлю и грабежи кораблей идущих в Хафур и из него. Последнее преобладало над торговлей. Все пять островных княжеств, включая Баэмунд, существовали так уже почти сто лет и ничего с тех пор не изменилось. Хотя торговать стали больше. А теперь еще и Цирк.

Руппрехт не то, что бы нравился Йохану, но его он считал более-менее терпимым из всей родни покойного зятя. Сидит себе человек, горячо разговаривает, не требует ответов, даже кивать не надо. Единственно раздражала привычка бывшего квартирмейстера, садясь за стол, класть по правую руку абордажный катласс. В трактирах это было нормально, но он так садился на всех приемах, в том числе и княжеских. Много пил. Но пьяным Йохан его ни разу не видел. После того случая с Марселетт, должен был возненавидеть Йохана, но не только не разозлился, а помнится подмигнул. Впрочем, думается Марселетт с ее нравом базарной хабалки достала даже старого вояку.

Сама Марселетт после того случая с Йоханом больше не разговаривала. Но пару раз Йохан ловил и ее взгляды. Тоже странные, но никак не мог определить их значение. Задумчивые, но не злые. На свадьбе Сильвии его посадили не в самый конец стола, как он был уверен, а в первой десятке гостей. Рядом с новобрачными. Как потом узнал, по личному указанию Марселетт. Впрочем, женщин он никогда не понимал, да и задачи себе таковой не ставил. Столкнулись характерами они с ней еще раз лишь однажды. Когда сразу после смерти Сильвии она, горестно причитая о смерти бедной девочки, стала размышлять, как назовет внучку и как ее теперь воспитывать. Она, как сейчас вспоминал Йохан, действительно сожалела о смерти Сильвии, но тогда Йохану в ее голосе послышалась фальшь. Впрочем, объективным быть не мог. Мир опять болезненно сжался до нескольких шагов до ложа, где лежала его мертвая дочь и еще до нескольких, что он сделал по направлению к повитухе. Взяв из ее рук девочку, он прижал внучку к себе и под изумленными взглядами, к которым уже начал привыкать, вышел. За ним побежали, та же Марселетт вопила, как резаная, кто-то крутился под ногами. Он прошел через весь город, принес новорожденную к себе в дом, куда впервые приехал с малолетней Сильвией. Всю дорогу до дома за ним бежали. Кричали все время. Что-то про обычаи, и что нельзя новорожденную куда-то нести. Нельзя не обмыв еще что-то делать, нельзя показывать… еще что-то. Он не слушал. Марселетт громогласно призывала проклятия на его голову, требовала срочно послать за мужем, за стражей. Вздорная баба. Хотя и ее понять можно. Месяца не прошло после смерти сына.

Повитуха, какие-то многочисленные старые тетки, которых всегда полно на свадьбах и похоронах. Пришли за ним в его дом. Он сел на стул и держа внучку на руках, молча смотрел в одну точку. Они продолжали причитать и кудахтать, но попытаться взять из его рук девочку никто не рискнул. В тот же день, в дом пришла повитуха, принесли какие-то вещи, пеленки, стучали у очага горшками, гремели ухватами. Привели огромную грудастую бабу, которой, не спрашивая его, отвели комнату для жилья. Йохан не возражал и отдал девочку только ей. Кормилица ловко перехватила внучку и ласково приговаривая что-то, сняла кружевной фартук, расстегнула желтое льняное платье, стала кормить.

— Лотта — тихо произнес Йохан.