Сергей Барк - Гладиатор [СИ]

Омега уже потирал руки, приводя себя в порядок с удвоенной силой, когда долгожданный день наконец настал. Течка закончилась, Офиару ушел к Курцию, а днем, захватив вещи, исчез.

Чтобы не попасться под горячую руку домоправитель придумал себе работу и отправился по давно ожидавшим поручениям, вернувшись под вечер, когда начинал накрапывать дождь.

К своему счастью, на пороге он встретил младшего супруга Его величества и поторопился прилепиться к тому пиявкой, разумно полагая, что рядом с ним будет безопасней.

И не прогадал…

Вынося миску с супом из кухни, Прим старался не обжечь пальцы и успеть донести еду горячей. Ноябрьский ветер холодил кожу, проникая в жилища и особенно на чердак, где отдыхал бета.

При мысли о Сулле ему стало гадко. Гадко от того, как хозяин поступил с верным рабом. Конечно, он мог сообщить генералу, но ведь не был обязан. В конце концов, он сам подарил их тупоголовому супругу! Так что винить было некого. А уж то, что только слепой не видел подавленного состояния белобрысого и кислой мины накрепко прилипшей к смазливой физиономии, снова говорит далеко не в пользу мужа.

Но так измываться над Суллой! Да он, наверное, единственный, кому действительно не наплевать на этот чертов дом и эту бешеную обезьяну, что зовет себя генералом!

«Кретин! Урод! Амбал недобитый», — яростно корил Прим когда-то любимого альфу. Да он и близко не подойдет к ублюдку! Тоже мне красавец выискался… и сам виноват, что не оценил такого сногсшибательного омегу как он. Пусть теперь довольствуется этой грязной швалью голубых кровей!

Прошло немногим больше месяца, но чувство щемящей тоски и пустоты все прочнее занимало пространство вокруг Далата. Собственный дом казался пустым и безлюдным. Он уходил в тишине и в нее возвращался. Пустые комнаты, пустые улицы, пустой Рим. Все потеряло свое значение, оставив Далату только то, что он мог себе позволить в минуту жестокого сражения: разум и холодный расчет.

Находясь в лагерях и на форумах, в совете и на личных встречах, обсуждая тактику и бюджет провизии для легионеров, Далат постепенно превратился в машину, точно выполнявшую свои функции, держа в сознании несколько десятков параллелей подчиненных его контролю. Не было интереса, не было огня, не было волевой силы в его решениях, он просто отдавал нужные распоряжения, получал информацию и менял последовательность безразличных ему событий. Впервые Рим не имел для него никакого значения, придавая любому действию механический скрежет.

Перемена не осталась незамеченной.

Однако, каждый, кто пытался поговорить с генералом, натыкался на пустую стену, и когда раздраженный поведением друга Торциус, наконец, не выдержал:

— Ты что истукан каменный? Сколько это будет продолжаться?! — Далат ответил:

— Триста восемнадцать дней.

Император вздохнул, опустился на стул с подлокотниками.

— Возможно, меньше, если мне удастся отыскать его самому.

— Что докладывает разведка?

— Почти каждый день приходят сообщения о похожих омегах. Мои люди проверяют любую зацепку, каждого бродягу, но он будто сквозь землю провалился.

— Мы можем нажать на Курция, — нехотя предложил Тор.

Несмотря на все желание помочь другу, он не мог забывать о том что его собственный омега на сносях и через пару месяцев должен был разродиться, причем нелегкими родами. «Слишком молод, — сказал с недавних пор злополучный доктор, — а ребенок крупный.»

— Нет. Все останется так как есть. Ему нужно подумать. И… Я хочу ему доказать, что, сколько бы времени ни прошло, я не откажусь от него.

Тяжелый мрак окутывал особняк, когда Далат вернулся в холодный дом и прямиком направился к их с Офиару совместному ложу. Ему казалось, что это последнее место, все еще хранившее запах супруга. Он запретил менять простыни, и ночь за ночью напролет просто лежал не шевелясь, прокручивая в памяти счастливые моменты. Их было немного за очень короткую совместную жизнь, но это было единственное, что заставляло раз за разом возвращаться в родовой дом Спиционов.

Часами размышляя о своей семье и фамилии, Далат прекрасно понимал стремление человека увековечить собственную историю, сохранить род и передать наследникам гордость за собственную судьбу. Но разве не важно, кто пойдет по твоим стопам, кто будет рассказывать малышам о подвигах дедов? Если рядом не тот, кого выбрал ты, не тот единственный, предназначенный судьбой, то какой смысл переживать о какой-то фамилии?