Сергей Барк - Поймай судьбу за хвост! [СИ]

Почему он мне не верит, почему не слышит гнилую вонь лжи, забивающую нос и уши?!

— Хватит! — взорвался Старший, доведенный моей настойчивостью и близкой истерикой Лариты. — У нас серьезный разговор, ты подслушивал, а затем оклеветал Лариту. Ты будешь наказан. Брысь в свою комнату!

— Но я…

— Таги-р-р-р, это последнее пр-р-редупреждение…

Когти выступили из тяжелых лап, Ракеш с трудом удерживал себя на месте.

Закусив губу, я вылетел из кухни как ошпаренный…

Ракеш.

Мы еще немного поговорили с Ларитой, и сошлись на том, что лучше нам не видеться пару дней. Нам обоим нужно время все хорошо обдумать и свыкнуться с тем, что за удовольствие придется платить. То есть, время нужно мне, что происходит в головах у кошек мне неведомо. Я сказал главное — что не собираюсь отказываться от ответственности, но прежде чем решать строить будущее, мне нужно немного поразмыслить. Ларита отнеслась с пониманием и еще раз повторила, что для нее это не меньший шок.

Настроение просто отвратительное. Вот уж не думал, что так вляпаюсь, проведя несколько месяцев с Ларитой.

Помимо сногсшибательной внешности, безупречной пушистой шубки и стройного тела, она отличалась умом и имела вполне серьезные планы на жизнь.

На самом деле мы старые знакомые, не близкие, но все же имеющие представление о жизни друг друга, общаясь на одних и тех же светских раутах, имея общих приятелей, встречаясь в одних и тех же местах. И потому, наблюдая за ней не один год, я успел убедиться, что работа для нее, как и для меня, стоит на первом месте. Она усиленно строила карьеру: сначала участвовала в конкурсах красоты, снималась для модных журналов, затем заинтересовалась музыкой и кинематографом…

Так как же я так умудрился вляпаться?

Образ серьезной здравомыслящей кошки притупил осторожность. Она заверяла, что предохраняется, а я, идиот, повелся на то, чтобы отодрать ее без лишней защиты. И это когда мой бизнес пошел в гору и работы невпроворот…

Но лить слезы над пролитым молоком не имело смысла. Следовало все тщательно обдумать и не пороть горячки, но сначала я собирался наказать дерзкого котенка, забывшего свое место и опозорившего меня перед пока посторонней кошкой своим дурацким враньем.

Раньше мне не приходилось никого наказывать, не считая того шуточного раза с Тагиром — это дело Старшего в клане, и поскольку с недавних пор я обзавелся собственным, то ответственность целиком и полностью лежит на моих плечах.

Выбрав в гардеробе ремень, тот самый, что принес мне Тагир в первый раз, я отправился в комнату котенка. Серьезно наказывать его не хотелось, но настроение было отвратительным, а котенок действительно провинился. И если не проучить его сейчас, неизвестно, что он выкинет в следующий раз. Неповиновение нужно пресечь на корню. Он навсегда должен уяснить понятие дисциплина, и вести себя как подобает воспитанному коту, а не жалкому дворовому оборванцу, кем он, в сущности, и являлся всю свою жизнь.

Дурь выбивается лишь одним известным мне способом. Это я имел возможность уяснить благодаря урокам отца. Не могу сказать, что они прошли даром. Я стал тем, кем стал, и был этим вполне доволен. Я надеюсь, что Тагир поймет однажды, что это делается для его же блага… и простит. Становиться деспотом в глазах подростка не хотелось… но клан держать в узде непросто, особенно когда однажды он разрастётся, и мне придется иногда поступать так как должно, а не как хочется.

С крепко зажатым в правой лапе ремнем я вошел в комнату котенка без стука.

Таг сидел на краю кровати, ссутулив плечи и уставившись в пол. Хвост безжизненно лежал позади мертвой дугой. Выглядел он подавленно и жалко… возможно, успел осознать собственную вину?

Я понял, что ошибся в выводах, когда он поднял на меня полные обиды глаза, опустил взгляд на ремень, зажатый в лапе, встал и принялся расстёгивать шорты.

Скудный предмет одежды упал на пол, Таг молча переступил через него, прикрывая пах и встал столбом, ожидая моих приказаний. Глаз он не поднял.

— Надеюсь, ты осознаешь, что будешь наказан за отвратительный проступок? — Он покорно слушал, однако от меня не укрылось то, как крепко, в тонкую черту были сжаты его губы и как непримирим был его взгляд.

Он продолжал молчать.

— Я с тобой разговариваю, — похоже, котенок решил добавить масла в огонь собственным упрямством.

— А что я должен сказать? — сдавленно спросил он, словно его душили.