Сергей Барк - Поймай судьбу за хвост! [СИ]

Что сказать Старшему я так и не решил, но на улице давно наступил вечер и Ракеш, должно быть, волнуется. Поворачивая ключ в двери, я вытащил коммуникатор, выданный мне Старшим — мельком взглянуть, нет ли пропущенных вызовов.

Ничего.

Странно.

Не то, чтобы он часто звонил — обычно по делу, но на улице поздно и…

Из глубины квартиры доносился подозрительный шум. Свет был потушен. Только едва различимое тепло грело коридор вдалеке — там, где находилась спальня Старшего.

Притихнув, я неслышно опустил рюкзак на пороге, сунул в карман ключи, стараясь, чтобы они не звякнули. Обувь решил не снимать. Если в квартиру забрались воры, а у нас ведь немало интересного, то придется бежать, один я не справлюсь. Может, лучше сразу позвонить Ракешу?

А если это оставленный включенным телевизор, тогда я буду выглядеть дураком — перед Старшим я не мог этого допустить. Просто не мог.

Прокравшись дальше, я услышал доносившиеся звуки отчетливее… сдержанные стоны?

Неприятное предчувствие полоснуло по груди сильнее, чем минуту назад, когда показалось, что в квартиру проникли злоумышленники.

Ошибки не было — мой Старший был не один.

Я застыл в паре шагов у приоткрытой двери его комнаты, не решаясь заглянуть внутрь.

Тем, кто находился внутри, было хорошо… отвратительно хорошо. Я слышал высокое, уже знакомое утробное мурчание… Ларита. Тяжелый рык Ракеша рвался громом в промежутках между глухими ударами тел друг о друга.

Стало понятно, почему он не позвонил. Ракеш занимался гораздо более приятным времяпрепровождением, нежели переживания по поводу сфинкса-домохозяйки.

На глаза непрошено навернулись слезы. Сердце болезненно кольнуло.

Он и раньше при мне приводил в дом посторонних, но последний раз это было уже давно, и…

Что «и», Тагир? Что?

Утерев лапой слезы, я неслышно ушел в свою комнату. В висках стучало.

Никому не нужны мои оценки, не нужна моя учеба, и гулять я могу ночами сколько вздумается. А все потому… потому… потому что я никому не нужен. Никогда не был и не буду.

Глотая обиду, вспыхнувшую в душе ярким угольком, я повалился на постель, все ещё слыша доказательства собственной никчемности.

Утром в голове стоял вязкий туман, в душе пусто и муторно. Не сразу я припомнил случившееся накануне. На часах половина седьмого, а значит, Старший и его гостья еще спят.

Сегодня воскресенье и никакой нужды в раннем подъеме не было, но и лежать, вглядываясь в белый потолок, не хотелось. Погода стояла ненастная — наверняка вечером пойдет дождь.

Приняв душ, я почувствовал себя немного лучше.

Попытавшись собрать себя воедино, я достиг неплохих результатов — лить глупые наивные слезы больше не хотелось. Вспомнив о вчерашней слабости, я решил, что слишком многое себе позволил. Раскисать не было причин — моя жизнь и так лучше, чем у большинства воспитанников приюта.

Я — низший по статусу, взятый на должность домработника, мне сказали об этом сразу. Следует еще раз поблагодарить Мусалкаф и не позволять воображению брать верх над реальностью. Тем более выдумывать то, чего нет, а потом рыдать из-за собственных глупых фантазий.

Старший никогда не обещал мне большего, чем уже дал, образ в зеркале тоже краше не стал, так что никакого повода к лишним мыслям и расстройствам не существовало. Я просто напридумывал какое-то особое отношение бенгала к себе, впервые почувствовав чье-то внимание, приняв заботу за нечто большее. Дурак. Я — дурак.

Отругав себя со всей тщательностью и строгостью, я еще раз разложил собственные мысли по полочкам, прежде чем покинуть комнату.

На сковороде шкворчал бекон с глазуньей, как любил Старший. Я нарезал легкий салат с вареной курицей, уложил тонкие кусочки сыра на вытянутую тарелку с золотистой каймой, и, выключив конфорку, отправился в магазин за свежим молоком.

Ракешу нравилось только свежее, я читал это по его довольно прищуренным глазам, стоило принести ему стаканчик. Если же молоко застаивалось в холодильнике больше суток, он, как правило, отказывался от него совсем. Желая угодить, я каждое утро ходил за продуктами и покупал пол-литровую бутылку — на два стакана Старшему, утром и вечером, остальное же допивал сам или использовал в готовке. Омлет или блинчики — другое предпочтение моего кота.

Поймав себя на мысли, что снова зову его «моим», нахмурился и сделал себе замечание.

Неудивительно, что я приревновал его к кошке. Присвоил бенгала себе без основания и теперь снова недоволен собой. Он не мой — это я его.