Вероника Батхен: Сказки старого зоопарка [СИ]

Приказ сверху поступил сразу. Возражений не допускалось. Единственное, что смог директор — попросить три дня отсрочки и использовать их по полной. Детская больница, роддом, городской онкодиспансер — тетя Валя водила Снежка повсюду, придерживала и успокаивала. Детям единорог позволял себя гладить, сам подставлял морду и прикасался рогом — кому к груди, кому к боку. Со взрослыми оказался куда избирательнее и порой, как ни упрашивала его тетя Валя, наотрез отказывался даже подойти к больному. А с другими, наоборот, выказывал и сочувствие и дружелюбие. Смотрительница почесывала Снежка по мягкой шее, подкармливала свежими фруктами и надеялась лишь на то, что силы животного не истощатся до последних пределов. Но, по счастью, все обошлось.

В оговоренный срок на площадке у касс приземлился вертолет похожий на армейский. Двое военных и деловитая девица в похожем на торт платье прошли к клетке. Встревоженный Снежок набычился, погрозил незваным гостям рогом — на мгновение в сердце проснулась надежда. Но девица бесстрашно вошла в клетку, позволила единорогу себя обнюхать, надела на белую шею зверя тонкий ошейник. И увела. Снежок тащился за ней покорно, как пес. Тетя Валя не плакала, пока вертолет не взлетел.

Отвергнув средство от всех тревог, кое охотно предложил Палыч, она на следующий же день положила директору на стол заявление. Тот возражать не стал, но потребовал отработать положенный месяц. Тетя Валя пожала плечами. Ей было все равно… пока у оленухи Фалины не случились сложные роды. Пришлось выхаживать близнецов-оленят, выкармливать из бутылочек, массировать животы и тонкие ножки, греть ночами… а там и лето прошло.

В сентябре директор пригласил тетю Валю к себе в кабинет, запер двери и включил ноут. На экране Снежок, упитанный и довольный, резвился в живописном саду, рядом прыгала белая самка, подталкивала дружка мордой. Единорог был счастлив. Тетя Валя, пожалуй, тоже.

Стоять на солнце жарким июльским днем утомительное занятие. Бегать по кругу тем паче, даже для шкодного малыша или веселого жеребенка, полного неуемных жизненных сил. А когда тебе знаком каждый бугорок, каждая выбоина в асфальте, каждая веточка чахлого тополя подле выгоревшей на солнце кассы и каждый прут кованого забора — впору орать с тоски. Ослица Гертруда наизусть знала маршрут и порой, когда ей становилось особенно скучно, трусила по дорожке, для разнообразия крепко зажмурив глаза. Никто, даже погонщица, улыбчивая размалеванная девица, не обращал внимания на причуды длинноухой трудяги — возит детей и ладно.

Своих разномастных и разноголосых сиюминутных всадников, ослица не без оснований побаивалась. С балованного ребенка станется запустить пальцы в глаз или ноздрю живой игрушке, дернуть за ухо или ткнуть карандашом в бок под одобрительный гогот или робкие протесты родителей. Как-то раз Гертруде даже подсунули камень, запихнутый в булочку — ослица надколола зуб и по сей день жалела, что не успела укусить шутника. Чаще конечно встречались другие малыши — щедрые, добрые и приветливые. Но когда в двадцатый раз за день приходится изображать радость оттого, что человеческий детеныш вытирает об гриву грязные липкие пальцы, терпение может и лопнуть… У кого угодно, кроме белых ослов.

Семейство Гертруды служило в зоопарке без малого сотню лет. Еще прапрадед, упрямый осел Кайзер катал малышню по узким дорожкам парка. Ушастый мудрец с цирковых времен знал грамоту, кое-как научил все потомство различать буквы и складывать их в слова. И под большим секретом передал детям и внукам Большую Ослиную тайну.

Далеко-далеко отсюда за синим морем на жарком юге есть город Ерушалаим. Живут там добрые люди, строят храмы и растят виноград. Однажды в канун праздника Пасхи в ворота Ерушалаима должен въехать божий сын, мальчик из Вифлеема. Верхом на белой ослице, благословенной из избранных, лучшей из лучших. Когда-то одна ослица уже спасла маму божьего сына, увезла от врагов и согрела своим телом в яслях, за это ее сестра и заслужила награду. Люди встретят божьего сына пальмовыми ветвями, затрубят в трубы и коронуют царем царей. Все ослы с того дня получат свободу — никто больше не принудит гордое племя таскать тяжелые грузы, возить воду и потешать людей, никто не ударит ни палкой, ни сапогом, ни плеткой. А чтобы приблизить чудесный миг, надлежит покорно трудиться изо всех сил. И ни в коем случае не обижать детишек — мало ли кто окажется божьим сыном, и кому из ослиного рода выпадет честь поспешать в безвестный Ерушалаим.