Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

После смерти царицы, когда в стране вспыхнула усобица, число решившихся вернуться утроилось. Несмотря на разбойников, на посты и дозоры враждующих сторон – сына царицы, княжича Пахолика и его дяди князя Бийцы, – обозы двинулись в Реть. Более всего – через соседний Кижич, потомки укрывшихся в этом царстве находили теплый прием у Бийцы, и оттого охотно поддержали его притязания на престол, в итоге, чуть больше месяца назад завершившиеся успехом. Пахолик бежал, скрываясь от ратников нового царя, Бийца всюду преследовал его, так что ретичам уже никто не мешал и не помогал, и в этом многим виделось доброе знамение. А сам новый царь провозглашался в заново отстраиваемых храмах добрым и благодетельным. Останется ли он таковым по завершении усобицы, или снова потребует свое – ведь казна пуста, кривичи обеднели. Выходило, что взять больше не с кого, только с них. Но так далеко глядели не многие, особенно давно осевшие в лесах и старавшиеся думать днем нынешним и за пределы леса не заглядывать, положась на добрую волю богов и царей.

Первые поселения встяжников – так именовали вернувшихся при царице еще ретичей – должны были появиться подле дороги совсем вскоре. Пока же она пустовала, лишь редкие следы косулей да волков пересекали ее; непогода всех разогнала по убежищам пережидать непростые времена. Возок едва двигался по насту, преодолевая за сутки от силы полдня пути, но и нынешнее до крайности медлительное движение его казалось скорым, ведь и Сиромах снова пришел в себя, а демон успокоился, и окрест потянулись те места, которые родители его еще с давних пор мечтали считать родными, и теперь, сидя на козлах или правя лошадью, постоянно оборачивались, стараясь не упустить ни одной картины предстающего перед ними леса, что их предки населяли более тысячи лет.

Мертвец сразу после стремительного выздоровления мальчика общался больше именно с ним, интересуясь то настроением, то будущностью, спрашивая о разном и сам рассказывая обо всяком. После неприятной беседы с родителями меж ними будто струна натянулась – за день почитай всего несколькими словами и обменивались. А сам наемник отъезжал от возка все дальше, уже выискивая первые поселения. Байя пыталась несколько раз извиниться, слова хоть и принимались, но никому на душе легче не становилось: и ведунья, и сопровождающий чувствовали эту натянувшуюся струну, буквально кожей, всякий раз, когда встречались взглядами, переговаривались о чем-то. Вроде пытались вернуться, и вроде супруги вдруг начали сами сторониться наемника, боясь, и это виделось по лицам, лишнее слово сказать. Наемник все больше времени проводил вдали от возка, лишь тень его виднелась вдали, и, даже поджидая в том или ином месте, видел, насколько не спешит Байя направлять к нему возок.

Внезапно на тракте выросли из-за засыпанных снегом кустов трое в белых плащах, разом встав на пути наемника. Заговорили на ретском, а когда поняли, что тот не понимает языка, потребовали на кривичском немедленно спешиться и дать денег за проезд. Лесные разбойники, вот ведь, еще не перевелись, или появились сызнова. Наемник достал из-за спины меч-бастард, первой мыслью было избить до полусмерти и оставить валяться в сугробе, да только в грудь нацелилось сбитое копье, а в воздухе послышался свист раскручиваемой пращи. Мертвец буквально выпрыгнул из седла, приземлившись на плечи одного из подошедших, одним ударом срубил пращника и вторым копейщика. Третий не успел разогнуться, а меч приковал его к земле. Где-то на обочине наверняка затаилась еще парочка «сугробов», но сколько ни оглядывался наемник, так их и не заметил. Видимо, успели удрать за время недолгой схватки. Он обыскал ближайшие подступы к тракту, нашел лежанку, потухший костерок и ларь с невеликой добычей. Три пары следов уводили в заметенный лес.

Он дождался возка, хоть в этот раз Байя поспешила. Повед приехал, остановился и неожиданно замахал обоими руками, точно ветряная мельница. Женщина соскочила с козлов, подошла. Не дойдя нескольких шагов, вдруг остановилась, будто наткнувшись на препятствие, вздрогнула всем телом, поднесла руки к горлу, хотела что-то сказать, но вымолвила только:

– Боже, твоя воля.

Повед молчал, оба не делали никаких знаков, не шептали молитв, обережных слов, не доставали амулетов или чего-то подобного, смотрели без единого звука, без вздоха, на порубленных разбойников, позабыв обо всем, так долго стояли, что и мальчик выбрался из возка. Сиромах, нерешительно подобравшись поближе, встал в нескольких шагах подле убитых, разглядывая поле боя во все глаза и не решаясь подойти поближе.