Игорь Смирнов - Шут

Прутиком на земле нарисовал монетку и вопросительно уставился на меня.

— Это ты чего, крендель, удумал? Сколько у меня денег? Так я тебе и ответил, красавчик, разбежался.

Вместо этого грозно нахмурился как мог, и опять взялся за кинжал. Гога затряс головой и руками, потом метнулся в землянку, принес свой кошель, высыпал все на землю и стал разномерную медь складывать в кучки, смешно шевеля губами при этом. У него получилось несколько кучек, потом он пририсовал к ним еще четыре черточки, обвел все кружком и рядом нарисовал очень достоверно монету, в которой я узнал серебряную денежку. После этого он нарисовал рядом еще четыре кружка и показал мне на ухо.

Дались вам всем мои уши, Машка мусолила, Серый обнюхивал, нормально я слышу. Гога еще раз показал на мое ухо, потом себе на рот, потом на мое ухо и изобразил бурную радость. Помните, наверное, была такая игра, в которой надо было объяснить партнеру по команде любой термин, не пользуясь словами. Один в один. Похоже, он про переводчик говорит. Что ж, вполне возможно, с их магическими игрушками. А если свалит с денежками? Не должен, если это его дом, то куда ему еще идти, да и деньги не огромные, чтобы новую жизнь начинать.

Еще утром при свете я пересчитал серебро, 65 монет, медь — Бог с ней, и сбегал за сенник, лишнюю землю ногами раскидал и травой все прикрыл. Отсчитал Гоге пять серебрушек, медленно и с достоинством выуживая их по одной из кошеля, достал еще меди и показал, что надо купить продукты, иначе жрать нечего. Гога мою медь отверг, побренчал в кошеле своими монетками, зажал кошель в руке, он там и сгинул, кстати. И рванул, как на пятьсот, причем в сторону от города.

Пока партнер где-то бегал, пошел осматривать хозяйство, с чего начинать слияние города и деревни. В первую очередь пошел в мастерскую, будем эту халабуду так называть. Да, жалкое зрелище, если это печь для обжига, то я Папа римский, и гончарный круг не выдерживает никакой критики. Похоже, хозяин не слишком умелый мастер, обычно хорошие мастера пользуются спросом и живут небедно. Самое главное, печь, хоть такая, есть, найдем глину, будет нам кирпич, а с кирпичом мы весь мир завоюем, хотя зачем мне весь мир. Не поленился, доковылял до ручья по натоптанной Гогой тропинке. Хороший ручей, не дикий горный, но с хорошим перепадом, сильно нам он пригодится. И берега не сплошной камень, вон, похоже, и глина проглядывает. Вот здесь Гога нам бассейн выроет, а глина в дело пойдет. Кстати, он же на свои гончарные изыски глину тоже где-то берет.

Делать больше нечего, пока Гоги нет, пошел на сеновал, да и заснул. Проснулся от того, что Машка зафыркала, смотрю, Гогон стоит, улыбается во всю свою харю бородатую и протягивает мне серебристое колечко небольшое незамкнутое. Взял в руки, осмотрел, кольцо как кольцо, без всяких символов. И что с ним делать, куда его цеплять, надеюсь не в нос.

Гога вызвался помочь, разжал кольцо пристроил к мочке правого уха и как сожмет!

— Бля, бля, бля, как больно, ты что творишь, урод, завалю, как поросенка!

— Господин мастер-дон, не ругайтесь, Светозарный свидетель, по-другому никак!

Даже радость от того, что я его понимаю, меркла от боли в ухе. Минут через пять боль отпустила и желание прибить бородатого придурка притихло. Говорить я не могу по-прежнему, но разузнать об этом мире постараюсь.

Махнул рукой, иди сюда, не бойся. Зашли в мастерскую, я показал ему на печь для обжига и сильно скривился. Гогон вздохнул, присел у гончарного круга и по его лицу потекли слезы.

— Ты что такой плаксивый, мужик, ты как дожил до своих лет?

Я уверен, в этом мире плаксы долго не живут, здесь волком надо быть, самому грызть, иначе схарчат и не вспомнят. Гога вытер слезы и рассказал свою историю. Миры разные, а все одно и то же.

Жили два брата, отец оставил неплохой дом, гончарную мастерскую, старший брат Гурам пошел по стопам отца, перенял ремесло, младшего баловали, насколько возможно. У Гоги был, дар, дар художника, рисовал что угодно и везде, куда руки доставали. Брат иногда покупал младшему дорогущие листы бумаги и краски, это было счастье. Два года назад Гурам женился на красивой девице, Елане, стали жить втроем, уже поговаривали о планах на прибавление семейства, когда год назад старшего брата убили.

Убили люди начальника стражи владельца города дон-синьора Умартана, Елану забрали, дом разграбили и сожгли. Гога в этот день отвозил готовую продукцию в лавку в городе, поэтому остался жив. Пытался пробиться с жалобой к дон-синьору, но его избили и посоветовали исчезнуть. Собрав, что осталось ценного на пепелище, Гога поехал в эту землянку, здесь жил старый дед-бобыль, потом он умер, а на это место так никто и не позарился. Кое-как поправил старую печь, собрал гончарный круг, но руки оказались неприспособленными для работы с глиной, посуда получалась корявой, брали ее за гроши. Лавочник как узнал, что старшего убили, так деньги за прошлый товар не отдал, две медяшки кинул, как собаке.