Михаил Игнатов - Пустошь. Нулевой круг

— Почему?

— Ты не только быстро возвысился. Но и повзрослел очень быстро, — мама развела руками. — Один Паурит чего стоит. И дальше решения, которые ты будешь принимать, будут только тяжелее. Я могу лишь поддержать тебя и уберечь от ошибок. Но научиться этому можешь только ты сам. Тебе недолго осталось быть со мной. Я верю, что ты Возвысишься. А я потеряла свое право на решение.

— Что? — я вскинулся.

— Нужно было уходить из деревни, как только тебя скинули, — мама отвернулась, сгорбилась, словно в один миг постарела. — И тогда бы ты сейчас не мучился в сомнениях — был ли яд. Я ошиблась. Прости свою мать, я снова, как с Римило подвела вас.

— Мама! Мама! — я бросился её обнимать.

— Прости сын, — мама успокоилась, но отстранилась от меня. — Прости слабую маму, но это будет твой выбор.

Я сидел и думал. Очень непривычно оказаться чуть ли не главой семьи. На одной чаше весов спокойная жизнь в Арройо, без Кардо и Виргла. Жизнь полная возможностей, которых я и семья лишены сейчас. На другой мучительный, полный лишений год, который ждет меня впереди. Но здесь я точно смогу отомстить. Даже если пойму что не успеваю возвыситься к сроку.

— Мы проживем в Арройо без всяких глупостей вроде вступления в команды охотников на Зверей или Монстров? — уточнил я детали.

— Звероловы и монстробои, — мама покачала головой. — Да, если выбьем из главы подъемные для таланта, который решил осесть в Арройо, то сумеем перебиться работой попроще.

Но снова преодолеть месяц пути, чтобы успеть вернуться сюда и буквально на ходу найти способ мести? Легко, если я буду десятой звездой возвышения. А иначе?

— Мы остаемся.

— Если ты хочешь скрыть выздоровление, — мама сжала мои руки, — то тебе придется очень, очень-очень тяжело, сын мой.

— Я догадываюсь, — я кивнул и озвучил еще одну сторону моих размышлений. — Но иначе я подвергну не меньшему испытанию Лейлу.

— Она выросла в пустошах, — напомнила мама.

— Мама, кого ты обманываешь? Она выросла на повозке, прикрытая от ветра и обеспеченная водой и едой. Я не могу себе представить месяца пути для нее с парой фляг воды, и ночевкой под небом в сезон дождей, — не согласился я, освобождая руки. — А если и могу, то просто не хочу. Целыми днями под этим невыносимым солнцем, от которого даже мне дурно? Нет!

— Ты вырос, — мама отвернулась, скрывая слезы. А я сделал вид, что не заметил их.

— Наверное, — я поднялся с лежанки и зарылся лицом пусть в пыльные, но так приятно пахнущие родным человеком волосы мамы. — Не плачь. Я выбрал и пойду до конца. Лишь бы книга с противоядием не подвела.

Это были невыносимые, кошмарные две недели. Я проклинал небеса за своё решение. Ожидание. Вот что оказалось мучительнее всего. Никакие издевательства надо мной, никакая ненависть в душе не выматывали меня так сильно, как это ожидание, полное страха и неопределенности. Принимать противоядие просто так было нельзя, нужно было получить полную уверенность, что я отравлен и не просто отравлен, а именно Чёрным грибом. Казалось бы, просто — подожди несколько дней и, если начал резко худеть, то всё понятно. Просто подожди. Подожди. Вот это ожидание и неопределенность убивали меня не хуже самого яда. Постоянное вслушивание и всматривание в себя, поиск малейших изменений сделали меня нервным и раздражительным. Как ни горько в этом признаваться, но больше всего это отразилось на сестре.

Она, по привычке, пыталась привлечь меня в свои игры, ведь я так много времени стал проводить дома, но почему-то все меньше с ней. И вот, однажды, она пристала ко мне с просьбой помочь соорудить из глины Черную гору для ее муравьев. А я, я сорвался на ней. Принялся кричать. Ее слезы и испуг стали тем, что ужаснуло меня и положило конец этому кошмару. Я нашел в себе силы принять неизбежное и жить так, будто совсем не важно, что произойдет завтра. Есть только сегодня и нужно взять для себя и дать другим столько, сколько только можно получить от этого дня.

Я просыпался и говорил себе, что это день великолепен и нужно многое успеть сделать сегодня. Но со стороны я, наверное, стал похож на Ларго. С утра я провожал всех из дома на работы, делал домашние дела. Затем кормил вернувшуюся сестру и обязательно выделял на ее игры часа два-три. А все остальное время проводил в возвышении, отбросив всякие мысли о яде. Наслаждался спокойствием неизбежного будущего и красочными нитями силы в своем воображении.

Момент, когда стало ясно, что я действительно отравлен, так же как Рикто, пропустить было никак нельзя. Я резко, буквально за два дня, начал худеть. Особенно это заметно стало по лицу. Щеки ввались, несмотря на двойную порцию еды, которую я запихивал в себя через не могу. Неопределенность, наконец, закончилась. Будущее неизбежно наступило. В тот вечер мама плакала глядя на меня.