Исуна Хасэкура - Волчица и пряности. Том 1 [С иллюстрациями]

В голове у Лоуренса постоянно вертелись мысли о заимодавцах и о сроках выплат, которые он должен был производить; из-за этих мыслей он вечно стремился как можно быстрее добраться до очередного города. Думать о чем-то другом тогда было просто некогда. Сейчас, однако, голова Лоуренса была полна иных мыслей.

Лоуренс думал обо всех людях, с которыми он встречался за время своих странствий.

Он думал о своих деловых партнерах, которыми обзавелся в торговых городах, о селянах, с которыми познакомился в разных землях, о девушках, с которыми флиртовал на постоялых дворах, пока пережидал метели.

Иными словами, сейчас Лоуренс сильнее, чем когда-либо, мечтал обзавестись спутником.

Среди бродячих торговцев, проводящих круглый год на козлах повозки, тоска по компании была профессиональной «болезнью». Лоуренс начал испытывать такие чувства совсем недавно; прежде он всегда хвастливо утверждал: «Со мной такого никогда не случится». Однако когда проводишь много дней подряд в компании лишь лошади, всякие мысли и желания возникают – даже чтобы лошадь могла говорить.

Именно поэтому в беседах бродячих торговцев время от времени проскальзывают истории о лошадях, превратившихся в людей. С самого начала Лоуренс эти истории высмеивал, считая их полнейшей бессмыслицей, но с недавних пор он против воли начал верить, что такое вполне возможно. Когда юный бродячий торговец собирается покупать лошадь, продавцы всегда уговаривают его приобрести кобылу – чтобы он не сожалел потом, когда лошадь превратится в человека. Лоуренса они тоже пытались уговорить, но он пропустил все уговоры мимо ушей и приобрел себе сильного и крепкого жеребца.

Этот жеребец и сейчас не утратил еще своей силы и прыти и продолжал служить Лоуренсу верой и правдой. Всякий раз, когда Лоуренса охватывало желание, чтобы в странствиях его кто-нибудь сопровождал, он начинал жалеть, что не выбрал себе кобылу. Однако лошадь всего лишь должна была день за днем везти тяжелые грузы, и даже превратись она в человека, все получилось бы совсем не так, как в тех историях, где она вступала в связь со своим хозяином или, используя некие мистические силы, приносила ему богатство.

В лучшем случае она бы потребовала расплатиться за работу и дать отдохнуть.

Дойдя до этой мысли, Лоуренс поневоле начал размышлять, что пусть лучше лошадь остается лошадью и что люди такие эгоисты. Он горько улыбнулся и вздохнул – он сам от себя уже устал. Продолжая размышлять, Лоуренс достиг берега реки и решил, что здесь и заночует. Хотя полная луна хорошо освещала дорогу, это не означало, что повозка не может свалиться в реку; а такая проблема была не из тех, которые можно легко решить, сказав «ой». Вероятнее всего, в этой ситуации Лоуренс лишился бы жизни; так что лучше всего было стараться в нее не попадать.

Лоуренс натянул поводья, понуждая лошадь остановиться. Лошадь тоже почувствовала, что пришло время отдыха; она сделала еще два или три шага и, вздохнув, повесила голову.

В первую очередь Лоуренс скормил своей коняге оставшиеся у него овощи. Затем он вытащил из повозки бадейку, зачерпнул речной воды и поставил перед мордой лошади. Глядя, как животное с наслаждением пьет, Лоуренс и сам отхлебнул воды, которой запасся в деревне. Вообще-то ему хотелось выпить не воды, а вина. Однако если рядом нет собеседника, от вина ощущение одиночества лишь усиливается. Кроме того, Лоуренс боялся, что может выпить слишком много и опьянеть; так что он решил просто лечь спать пораньше.

Поскольку в пути Лоуренс поел овощей, сейчас он был не так уж голоден. Поэтому он ограничился тем, что сунул в зубы кусок сушеного мяса, и взобрался на повозку. Как правило, постелью Лоуренсу служило полотно, которым он накрывал товары в повозке. Но сегодня у него были меха, и не воспользоваться этим было бы просто абсурдно. Хотя Лоуренс находил, что от шкур довольно неприятно пахнет, но это все же было лучше, чем мерзнуть. Из опасения, что, свернувшись в гнездышке из шкур, он может нечаянно помять пшеницу, Лоуренс приподнял край полотна, чтобы отодвинуть ее подальше.

Подняв полотно, Лоуренс не издал ни звука – возможно, потому, что увиденное им было слишком уж невероятно.

- …

Как ни удивительно, кто-то другой забрался в шкуры прежде, чем это сделал Лоуренс.

- Эй!

Лоуренс сам не знал, вырвалось у него изо рта это слово или нет. Он подумал, что, может быть, это у него от потрясения; а может, у него наваждение из-за того, что он слишком долго скитался в одиночестве.