Сергей Михайлов - Трещина [СИ]

Оглашая воздух предсмертным воем, они падали вниз, но на их место вставали другие, и так без конца.

Николай, расположившийся на левой смотровой площадке, бил из арбалета по врагу так метко и перезаряжал свое смертоносное оружие настолько быстро, что у его ног, с наружной стороны частокола, образовалась уже целая груда стонущих тел. Но стрелял он только в том случае, если дикари пытались преодолеть стену достаточно далеко от его площадки; если же они показывались в непосредственной близости от него, он сшибал их длинной палкой.

Справа, осыпая стрелами, бранью и тумаками голоногих туземцев, бился Климов. Он даже пытался что-то спеть, но неудачно.

Неоценимую помощь оказывали девушки, с невероятной быстротой перезаряжая арбалеты и подавая их наверх, на площадки. В свое время Климов их сделал около двадцати штук, и теперь на каждого приходилось более чем по две единицы стрелкового оружия. Этот факт заметно увеличил скорость стрельбы, освободив стреляющих от процедуры перезарядки арбалетов. Один лишь Николай успевал обслуживать себя сам.

В другом конце лагеря, у реки, происходила не менее жаркая схватка. У сооруженной наспех баррикады бок о бок бились Борис и Олег Павлович. Четыре плота причалили у песчаной косы, и теперь дикари с криками и воем карабкались на почти отвесный обрыв. Песок осыпался под их ногами, дикари скатывались вниз, но напиравшая сзади толпа заставляла их подниматься и снова бросаться вперед. Ни единый выстрел защитников баррикады не пропадал даром, каждая стрела находила свою цель. Да и мудрено было промахнуться, настолько плотной стеной лезли на приступ дикари. Пораженные стрелами, они падали под ноги наступающим, и те топтали их, влекомые жаждой крови. Их перекошенные лица, горящие безумным огнем глаза, мускулистые руки, сжимающие копья и дубинки, мелькали у основания баррикады, но ни один дикарь пока еще не сумел добраться до двух мужественных людей, отчаянно борющихся за свою жизнь и за жизнь остальных колонистов. Олег Павлович стрелял молча, размеренно и хладнокровно прицеливаясь и выпуская очередную стрелу по врагу, зато Борис изливал свои чувства в потоке брани, наверняка остановившей бы нападающих, пойми они хоть малую часть из его словоизвержения.

— Олег! — крикнул Борис, отбрасывая арбалет. — Хватай бревно!

Чувства обоих настолько были обострены, а мысль с такой интенсивностью работала в мозгу, что Олег Павлович мгновенно понял замысел Бориса. Схватив огромное бревно за оба конца, они выпрямились и с криком «Э-эх!» запустили его вниз. Бревно, сметая все на пути, сбросило карабкающихся дикарей с обрыва к самой воде.

— Давай еще! — скомандовал гигант, и следующее бревно полетело в гущу обезумевших от ярости и ужаса дикарей. Около двух десятков способных двигаться дикарей, оставляя на берегу убитых и раненых соплеменников, в спешке погрузились на плоты и отчалили к противоположному берегу.

— Уф! — с облегчением вздохнул Борис, вытирая потный лоб тыльной стороной ладони. — Кажется, первый раунд наш.

— Первый — да, — переводя дыхание, согласился Олег Павлович. — Но наверняка не последний.

— Без сомнения, будут еще, — сказал Борис. — Это уж как пить дать.

За их спинами продолжалась схватка остальных колонистов с наседающим беспощадным врагом.

— Олег, — произнес Борис, всматриваясь в ту сторону, откуда доносились крики и шум сражения, — сиди здесь и смотри в оба, если что — крикнешь, а я — туда! Надо сменить старушку, не по силам ей это мероприятие.

Схватив бревно, он кинулся к частоколу. Взобравшись на центральную площадку, Борис заставил Марию Семеновну спуститься вниз и занял ее место. Его появление на стене решило исход атаки. Дикари в панике бежали в лес.

— И враг бежит, бежит, бежит!.. — запел Климов во весь голос.

— Ура! — завопил Николай. — Наша взяла!

Радость победы придала силы и уверенности колонистам. Они смеялись сквозь слезы и ликовали, словно дети. А у их ног, перед частоколом, вповалку лежали их враги, стоны слышались то тут, то там.

Еще дважды дикари предпринимали попытки взять лагерь, но и они закончились неудачей. Во время атаки камень, брошенный меткой рукой дикаря, попал в голову Николаю и рассек ему левую бровь. Кровь залила лицо, от боли он потерял сознание. Отважный юноша наверняка разбился бы, падая с площадки на землю, если бы Борис не успел подхватить его внизу.

Пес Первый носился по лагерю и оглашал окрестности неистовым лаем.