Сергей Михайлов - Трещина [СИ]

Таран вернулся в стойбище один. По пути от лагеря пришельцев на горстку оставшихся в живых Людей Огня напали Древесные Люди и всех убили. Остался один Таран. Истекая кровью, со стрелой, глубоко засевшей в мощной спине, он к утру кое-как добрался до родной деревни. Узнав о поражении своих воинов, вождь пришел в неописуемую ярость. Вопя от гнева и злости, он схватил дубинку и начал крушить ею все, что попадалось под руку. И только после того, как одержимый яростью вождь проломил головы трем или четырем воинам из своего окружения, гнев его несколько улегся. Срочно был собран совет старейшин, единодушно решивший отомстить пришельцам за смерть соплеменников. И вождь начал готовиться к новому походу. Ждали только улучшения погоды.

На третий день с утра подул юго-западный ветер, разогнавший тучи и принесший долгожданное тепло. Робкое солнце выглянуло из-за холма и озарило землю своим живительным светом. Ему навстречу поднялись тысячи младших его собратьев — головки желтых одуванчиков. Люди, измученные бессонными ночами и постоянными бдениями, облегченно вздохнули, улыбки появились на их лицах. Сегодня должна решиться их судьба: либо они вернутся в двадцатое столетие, либо… Действительно, что будет потом, когда кончится горючее? Куда забросит их жестокая и равнодушная к людским страданиям судьба? И как сложатся тогда их взаимоотношения с местными жителями?

Каждый из колонистов решал эти вопросы по-своему, но никто не произносил мыслей вслух, боясь показать свое неверие в возвращение. Люди обманывали себя и друг друга, делая вид, что вопрос о возвращении решен и не подлежит сомнению, что вернуться для них — это раз плюнуть, стоит только сесть в автобус. На самом же деле никто толком не верил в такое чудо. И все же в глубине души каждого из этих измученных людей теплилась крохотная надежда — а вдруг? Один лишь Климов, обычно молчаливый и неразговорчивый, теперь болтал без умолку, вытряхивая на слушателей целый ворох несформировавшихся еще, но уже родившихся мыслей о будущем житье колонистов в случае неудачной поездки. То ли желание приободрить упавших духом людей, то ли нервное возбуждение, явившееся результатом трагических событий трехдневной давности, развязало ему язык, — только его голос слышался во всех уголках лагеря с раннего утра до поздней ночи.

— Ничего, мы им еще покажем, — говорил он, — они еще мириться к нам придут. Ну и что с того, что мы не найдем эту трещину? Нужна она нам очень! Уедем куда-нибудь подальше от этого проклятого места, разобьем новый лагерь и заживем себе припеваючи. Руки у нас есть, головы тоже на плечах у всех имеются, так неужели же мы дадим себя в обиду? Да никогда! За час мы уедем отсюда так далеко, что ни один дикарь нас не найдет. А если и встретим в новых краях какое племя, то сумеем найти с ним общий язык и наладить соответствующий контакт. Они ведь тоже люди, надо только суметь договориться с ними. На первых порах автобус приспособим под жилье. А потом я вам такой дворец отгрохаю, что вы и сами не захотите отсюда уезжать. Не верите? Потом вспомните мои слова. А трещина… Что трещина? Найдем мы ее, никуда она от нас не денется. Дайте только срок.

Этот монолог, прозвучавший ранним утром в день планируемого отъезда, мало чем отличался от предыдущих словоизлияний неугомонного столяра. Люди слушали его и в душе соглашались. Может быть, действительно, еще не все так плохо?

Отъезд был назначен на полдень. Зная, что сюда они больше не вернутся, колонисты грузили в автобус все, что могло им пригодиться на новом месте жительства. В задней части автобуса устроили настоящий склад домашнего инвентаря, изготовленного руками колонистов. Здесь была и столовая посуда, и стол со стульями, и разобранный навес, который еле-еле влез в двери автобуса, и многое другое, к чему колонисты привыкли и что так или иначе пришлось бы восстанавливать на новом месте. Климов даже разобрал глиняную печь и, несмотря на бурные протесты водителя, перетаскал ее по частям в автобус.

— В хозяйстве пригодится, — авторитетно заявил он.

В половине двенадцатого сборы закончились. Жалко было расставаться с лагерем, который люди с такой любовью возводили, надеясь обрести здесь свой Эдем. Но жить в постоянной тревоге, с минуты на минуту ожидая нападения жестокого врага, они не могли. Надо было ехать. Вдруг им повезет, и сегодня трещина окажется на их пути…

За исключением Бориса и Олега Павловича, оставшихся охранять лагерь на сторожевых площадках, все колонисты собрались в автобусе.