Чего-то подобного Керавн и ожидал. Трудно найти селение, откуда прогонят лекаря. Не то чтобы жители Горелого Лога нуждались во врачебных услугах. Выглядели они как на подбор людьми крепкими – что мужчины, что женщины. Но пройдет день-другой, и в присутствии врачевателя один заметит, что у него поясницу ломит, другой на прошлой седмице мотыгой по ноге ударил и до сих пор хромает, у третьей дите животом мается… И не то чтобы доктор был против. Он этим на жизнь зарабатывал многие годы, независимо от своих ученых изысканий.
Никто из его спутников не возражал против того, чтобы задержаться в Горелом Логу на несколько дней. Жилище миссионера, куда Тимо с Латроном перетащили пожитки, оказалось бедным – глинобитный пол, грубо сколоченные стол и лавки, а дорогие гости могут ночевать на сеннике или на половиках, подаренных сердобольными прихожанками. Но это всяко роскошней, чем палатка в степи по осеннему времени. В Горелом Логу явно не голодали, и после сусликов можно было подкрепиться чем-то более основательным. И даже присутствие комитов не смущало. Уж они-то точно ловили здесь не Керавна, и останки чародея им не сдались.
Зато смущало Керавна кое-что другое. После случившегося у захоронения сила мертвого мага должна была перейти к доктору. Но Керавн не ощущал в себе никаких перемен. Или он и не должен был ощущать? Ни один ученый труд не давал на это ответа, а спросить было не у кого.
В любом случае, задача, ради которой Борс Монграна снарядил экспедицию, была выполнена. Пора возвращаться. Тем более что оставаться в этих краях накануне новой заварухи – себе дороже. Но дело в том, что вернуться может оказаться труднее, чем добраться. Драконарий Гупта где-то поблизости да еще натравил на доктора гернийцев…
И это вновь возвращало к мысли о том, что за доктором следили еще до отбытия из Димна. И что хуже всего, Керавн никак не мог выбросить из памяти слова Раи о том, что бывший ученик был к доктору приставлен и шпионил за ним.
В том, что к побегу Латрона из тюрьмы причастен консул, усомниться трудно – Монграна просто восстановил все по-прежнему, когда телохранителем и проводником доктора числился Латрон, а не Тимо. Но если предположить – только предположить! – что консула использовали втемную, а Латрон и был тем человеком, который сообщил имперцам о целях экспедиции? Ведь он появился в Димне как раз тогда, когда экспедиция только замышлялась, и сразу оказался в доме Керавна. И жил там, пока не угодил в тюрьму.
Нет, это совершенно исключено. Тогда уж следует предположить, что Латрона подослали к доктору с самого начала – а ведь он был тогда совсем мальчишкой. А потом он ушел на войну, и Керавн долго его не видел… Предполагать это – столь же нелепо, как считать, будто Латрон сам себе проломил голову, чтобы иметь предлог вернуться. Доктор сам его оперировал и знал, насколько серьезным было ранение. И вообще такого не может быть. Латрон – это Латрон, перекати-поле, вербовать такого в шпионы – себе в убыток.
…И как раз потому, что Латрон ни к кому не привязывается, а за тобой следует неизменно, это и выглядит столь подозрительно. И в пустошах он появился в самый подходящий час – как демон из коробки выскочил, чтобы спасти наставнику жизнь. Как будто следил… но ведь он был на корабле островитян? Это он так говорит. О сражении островитян с гернийцами многим на побережье ведомо, и он мог сплести правдоподобную историю.
И ты ведь знаешь, что Латрон, при всем своем раздолбайстве, гораздо умнее, чем кажется, и голова у него работает отлично, даже сейчас. И легче поверить в случайное совпадение, чем в то, что человек, к которому относишься как к родному сыну, тебя предал.
Привратник дернул тебя, Раи, за длинный твой язык.
А ведь когда Керавн предположил, что шпионом, приставленным к нему, является Раи, Латрон предложил его убить. Или искалечить? Неважно.
Косвенный виновник душевных терзаний доктора о них не подозревал. Раи впервые за многие дни путешествия было хорошо. Он научился ценить всю прелесть ночевки под крышей и при горячем очаге. И то, что местные тетки – да-да, те самые сердобольные прихожанки, при виде Раи жалостно поджимали губы, говорили: «Оголодал, бедняжечка» и норовили сунуть ему яблоко или ломоть хлеба, тоже не было обидно. Своими страданиями он заслужил право насладиться жизнью. И обнаружил, что после того как побывал в бою (пусть не участвовал, но побывал же!), больше не боится скоплений народа. Среди людей даже и безопаснее.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу